Главная Стартовой Избранное Карта Сообщение
Вы гость вход | регистрация 19 / 04 / 2024 Время Московское: 7696 Человек (а) в сети
 

ерунда дажи незаходите сюда

Вы можете разместить эту новость у себя в социальной сети

Доброго времени суток, уважаемый посетитель!

В комментариях категорически запрещено:

  1. Оскорблять чужое достоинство.
  2. Сеять и проявлять межнациональную или межрелигиозную рознь.
  3. Употреблять ненормативную лексику, мат.

За нарушение правил следует предупреждение или бан (зависит от нарушения). При публикации комментариев старайтесь, по мере возможности, придерживаться правил вайнахского этикета. Старайтесь не оскорблять других пользователей. Всегда помните о том, что каждый человек несет ответственность за свои слова перед Аллахом и законом России!

Комментарии

Котовский Втр, 16/08/2011 - 12:28
а я зашел все ровно:-)
MoScHino Втр, 13/05/2008 - 23:46

)))))) ВСЕ . ВСЕ Я УХОЖУ. Я ТОЛЬКО ОДНИМ ГЛАЗКОМ СМОТРЕЛА.

T.T. Ср, 14/05/2008 - 01:15

kuda ti? ti vrode ne davno prishla)))))))

MoScHino Ср, 14/05/2008 - 17:11

Я НЕ Moshka А MoScHino

T.T. Ср, 14/05/2008 - 21:23

ti mne govorila,chto nik SERDCE DRUGA chto on tvoi?
pochemu navrala?
i za eto ,ya budu tebya nazivat' Moskutino))))

T.T. Ср, 14/05/2008 - 21:20

Daaaaaa! sovsem postoronniy Perehvatchik ponyal menya chem ti!!)))))))

Перехватчик Ср, 14/05/2008 - 18:39

Может он тебя хотел так назвать ласково мошка)))

MoScHino Ср, 14/05/2008 - 17:09

да тут я тут )))))))))) я как твоя тень буду всегда .

Миллионер Я Сб, 10/05/2008 - 13:54

не зайдем

сулико Пт, 09/05/2008 - 05:41

Детство и юность Александра Дюма.

24 июля 1802 – рождение сына у Мари-Луизы и Александра Дюма. Голубоглазый богатырь весит 9 фунтов, его рост – 49 см.

Июнь 1805 – маленького Александра впервые привезли в Париж. Родители ведут его в «Комическую оперу» на «Поля и Виржинию». В гости приходят маршалы Мюрат и Брюн, старые товарищи генерала Дюма.

26 февраля 1806 – смерть отца – генерала Дюма. Семейство Дюма остаётся без средств к существованию. Наполеон I отказывает несчастной вдове в пенсии. Мари-Луиза едет в Париж просить аудиенции у императора, но он отказывается её принять. Не помогают даже уговоры и просьбы друзей генерала, к которым Наполеон расположен. Заботу о дочери и внуках взвалили на себя старики Лабуре – родители Мари-Луизы. Эме-Александрина, сестра Александра возвращается домой из пансиона – семья больше не в состоянии за него платить.

1807-1811 – В пять лет Александра учат читать и писать. Он прочитывает массу всевозможных мифов и вырабатывает свой знаменитый каллиграфический почерк. В этом же возрасте проявляется его гениальная способность в мельчайших подробностях запоимнать увиденное, услышанное и прочитанное. Читая всё подряд, он пришёл к выводу, что знает всё на свете, и постоянно вмешивается в разговоры взрослых, делая им замечания серьёзным тоном.
Мари-Луиза мечтает, чтобы её обожаемый сын стал скрипачём, и наняла для него учителя, неимоверными усилиями откладывая на эту цель 10 франков в месяц. Через три года, за которые мальчик не научился даже настраивать инструмент, учитель сообщает мадам Дюма, что из её сына может выдти кто угодно, но только не скрипач, и как ни нужны ему эти 10 франков, у него больше совести не хватает тянуть у неё деньги. Зато он с удовольствием занимается фехтованием.

1813 Мари Луиза официально прибавляет своему сыну фамилию де Ля Пайетри к фамилии Дюма.

1813-1818 Александра учат латыни и математике, но тот усвоил всего лишь три правила. Делить что-либо или кого-либо он не умел, и никогда не научился. Ещё он совершенствует свой почерк, и в каллиграфии превосходит даже своего учителя.
Уходят из жизни мать Мари-Луизы и её отец, и чтобы хоть на что-то жить, Мари-Луиза снимает лавочку, в которой торгует табаком и солью.
Александр знакомится с молодым парижанином Огюстом Лафаржем. Огюст сватается к дочери богатого местного фермера, но та отказывает ему, и с него смеётся весь город. В ответ Огюст распостранил эпиграмму на девушку, и даже неделю после отъезда Огюста эта эпиграмма ещё заучивается. Александр потрясён силой стихосложения, и как признавался сам: «Шум вокруг имени отсуствующего меня ошеломил. Я страстно желал подобной славы: заставить говорить о себе там, где меня нет». Это был первый огонёк честолюбия. Александр требует, чтобы его научили французскому стихосложению. Поучившись неделю, ему это надоело.
Всё свободное время он теперь проводит у соседа-оружейника, который учит его собирать, содержать и чинить оружие. Затем он сводит знакомство с местным браконьером, который обучает его своему исскуству.

1817-1819 Период полового взросления.

Александр сильно меняется внешне: его светлые волосы темнеют и начинают завиваться, кожа смуглеет.
Мать устраивает его рассыльным у нотариуса. В свободное от работы время он берёт уроки танцев.

Александр знакомится с высокой худенькой блондинкой Лоранс. Чтобы понравиться ей, он покупает новую дорогую одежду, пытается обольстить её остроумием и ловкостью. Высокомерная девушка лишь насмехается над ним. Расстроенный Александр серьёзно заболевает: у него обнаруживают восполение мозга. Оправившись, он энергично рвётся в бой за женские сердца, и вскоре добивается первой победы – девятнадцатилетняя Адель Дальвэн была его первой любовнцей. Никто и никогда уже не сможет устоять перед Александром Дюма.

сулико Пт, 09/05/2008 - 05:42

Июнь 1819
Александр знакомится с молодым поэтом Адольфом де Левёном. Объединённые общими интересами, Адольф и Александр испытывают глубокую симпатию друг к другу, но вскоре Адольф уезжает в Париж.

1819 – 1820
Случай приводит Александра на спектакль учеников парижской консерватории драматического искусства. Играют «Гамлета» в адаптации некоего Дюси. Дюма очарован. Он достаёт копию пьесы и за три дня выучивает её наизусть. Театр навсегда покорил его.
В Вилле Коттре приезжает бродячая труппа актёров под названием «Робба». Александр не пропускает ни одного представления и постоянно околачивается возле актёров, помогая им ставить спектакли и играя в них.
Адольф де Лёвен возвращается в Вилле Коттре, и Дюма уговаривает его открыть вместе собственный театр. К делу приобщают всех друзей и знакомых, всё изготовляется из подручных средств. Жители городка вовсе не были разбалованы развлечениями, и зал никогда не бывает пуст. Дюма и Лёвен сами пишут пьесы и ставят их. Среди первых работ пьесы «Дружеский обед», «Майор из Страсбурга», «Абенсернаги».
Адольф де Лёвен снова уезжает в Париж, увозя с собой их шедевры, оставляя Александру обещание «пробить» их.

1 октября 1821
Адель Дальвэн, его первая любовница, выходит замуж за кондитера Николя-Луи-Себастьяна Аннике, который старше её на тринадцать лет.

Ноябрь 1822
Александр приезжает в Париж. Адольф де Левён знакомит его с великим актёром Франсуа-Жозефом Тальма. Когда Александр смущённо признаётся ему, что работает клерком, Тальма напоминает ему, что Корнель тоже был клерком, и торжественно объявляет: «Господа, представляю вам будущего Корнеля!» Затем по просьбе Александра он прикоснулся к его лбу и сказал: «Нарекаю тебя поэтом во имя Шекспира, Корнеля и Шиллера».

Январь 1823
В «Альманахе для девиц» публикуется стихотворение Дюма.

Апрель 1823
Дюма навсегда переезжает в Париж, оставив в Вилле-Коттре старенькую маму с обещанием, что заберёт её к себе, как только устроится. Он расчитывает на помощь влиятельных старых друзей отца, но маршал Журдан не поверил, или сделал вид, что не поверил, якобы Александр – сын генерала Дюма, генерал Себастьяни указал юноше на дверь, а военный министр герцог Беллюнский вообще отказал ему в аудиенции. Его последней надеждой был генерал Фуа, который очень радужно его принял и всеми силами пытался помочь, но в начале дело никак не клеилось: Александр не знал ни иностранных языков, ни математики, ни бухгалтерии... вконец отчаявшийся генерал просит Александра оставить свой адрес на случай, если вдруг у него найдётся работа для него. Александр берёт перо и герцог восхищённо смотрит, как он пишет. У него чудесный почерк, и генерал сегодня же порекомендует его в канцелярию герцога Орлеанского, он же будущий король Франции Луи-Филипп. На следущий день должность была его.

Часть свободного времени он посвящает Манет Тьери, бывшей жительнице Вилле-Коттре, которая теперь работает кастеляншей в пансионате, но вскоре переключается на белошвейку Мари-Катрин-Лор Лабе, свою соседку по лестничной площадке.
27 июля 1824
На свет появляется сын Александра Дюма и Катрин Лабе, Александр.

На работе он тоже добивается успехов: его усердие, старание понравиться и естественно, потрясающий почерк не остаются незамеченными, и Дюма вводят в штат. Так как вместе с этим он получает прибавку в триста франков, он имеет возможность перевести к себе свою мать, которая продаёт свою лавчонку и перебирается в Париж, который снимает для них новую квартиру. Мари-Луиза даже не подозревает, что она уже бабушка, только через много лет ей станет известно о существовании Александра Дюма-сына.

Тем временем Александр почти каждый вечер ходит в театр, читает классиков и пишет пьесы вместе с Адольфом де Лёвеном. Как-то на пьесе «Вампир» он разговорился с неким молодым человеком, который посоветовал Дюма читать классиков, и только уже потом начинать писать самому. Он же даёт ему список литературы. Этот молодой человек – писатель Шарль Нодье, соавтор «Вампира». Впоследствии он станет другом и учителем Дюма.

Александру приходит в голову взять в сотрудники популярного автора, и вместе с писателем Руссо они пишут пьесу «Любовь и охота». Она была принята театром «Амбигю-комик», поставлена в сентябре 1825-го года и имела большой успех. Имени Дюма на афише нет, в издании он ограничивается именем Дави. И хотя сам Дюма мотивировал это желанием ставить имя Дюма только на по-настоящему стоящих вещах, истинная причина скорее всего заключается в крайне негативном отношении герцога Оранского, его начальника, к мелким чиновникам, которые занимаются литературой. Поэтому и свою следущую работу «Свадьба и погребение» он пишет под большим секретом, взяв в соавторы своего друга по работе, заместителя началника канцелярии Эсперанса Ипполита Лассаня и некоего Вальпена. Её принимают в театре «Порт сен Мартен», и в ноябре 1826-го года она будет поставлена.

В самом начале 1826-го года он за свой счёт издаёт сборник стихов «Элегия на смерть генерала Фуа», который получает очень хорошие отзывы. Воодушевлённый, Дюма принимается за писание новелл. Сборник «Современные рассказы» выходит в мае 1826-го года тиражом в тысячу экземпляров. Половину расходов взял на себя издатель. Несмотря на благожелательность критиков, было продано всего лишь четыре экземпляра. Тогда Дюма и Адольф де Лёвен основывают ежемесячный литературный журнал «Психея», в котором публикуют, среди прочих, и собственные творения. Немало поэтов публиковало свои стихи в этом журнале, в их числе Нодье, Шатобриан, Марселина Деборд-Вальмор, Виктор Гюго и другие. Благодаря «Психее», имя Дюма приобретает всё большую известность в литературных кругах.

Прекрасно понимая, что ему ни за что на свете не пробиться без связей, он заводит знакомства с влиятельными людьми. Среди них – семейство Вильнав. Глава семьи был известным литератором и историком, ярым библиофилом и собирателем автографов. Его дочь Мелани писала стихи и собирала по понедельникам литературных знаменитостей в своём литературном салоне. Она была замужем за капитаном Вальдором, служившем в далёком гарнизоне, и имела четырёхлетнюю дочь. Александр легко покорил старика Вильнава, подарив ему письмо Наполеона к генералу Дюма, подписанное «Буонапарте». У Вильнава имелось письмо, датированое несколькими месяцами спустя, но подписанное уже «Бонапарт». Немудрено, что Дюма был принят в салон Вильнавов в распростёртыми объятиями. Мелани ввела его во все аристократические салоны, которые она посещала. Он посвящает ей стихи, она посылает ему свои. Он заваливает её любовными посланиями, она отвечает его ухаживаниям. В сентябре 1827-го года они становятся любовниками.

Как-то, при посещении салона живописи, внимание Александра привлекла скульптура под названием «Кристина и Мональдески», на которой изображалось убийство бывшего любовника королевы Швеции Христины по её же приказу. Тем же вечером он отправляется к Фредерику Сулье, непрактикующему адвокату, занимающемуся литературой, и обладателю весьма солидной библиотеки, и во «Всемирной Биографии» находит сведения об этой паре. Прочитанного более чем достаточно, чтобы понять, какую прекрасную трагедию можно поставить на этом сюжете. Он делится своими соображениями с Сулье и предлагает ему сотрудничество, но тот отнюдь не разделяет оптимизм приятеля. Дюма не единственный, кто видел скульптуру, и без сомнения, подобная мысль придёт в голову не ему одному. Даже сам Сулье собирается писать свою «Христину», и он ручается, что через пол года театры будут завалены «Христинами». «Пол года?» раздумывает Александр, «Ну так что, я напишу её за два месяца!»

Через два месяца «Христина действительно была написана, но что же дальше? Знакомый суфлёв говорит, что надо обязательно найти путь к барону Тейлору, иначе придётся ждать очереди несколько лет. И тут Дюма вспоминает о Шарле Нодье, который был как-то так мил с ним на премьере «Вампира». Дюма пишет Нодье, напоминает ему о их встрече в театре, об их разговоре и умоляет его порекомендовать его барону Тейлору. Отзывчивый Нодье помогает юноше и устраивает ему читку у Тейлора. Зная, как сильно страдает Тейлор, целыми днями выслушивая прескучнейшие пьесы, Дюма сразу предлагает ему прочитать лишь первый акт, и только если ему понравится, он продолжит чтение. Тейлор очарован пьесой, он немедленно позаботится о читке перед комитетом «Комеди Франсе». Там «Христина» была принята с поправками. Для поправок её передают некоему академику Пикару. Прочитав «Христину» он вызывает Александра к себе, и советует ему крепко держаться за свою должность у герцога Орлеанского, так как в литературе он никогда ничего не добъётся. На помощь приходит Шарль Нодье, который уверяет, что «Христина» является одним из самых лучших произведений, которые он прочёл за последние двадцать лет. Дюма обращается за помощью к актёру Самсону, который исправляет пьесу и добивается вторичного чтения для неё.

30.4.1828
«Христина» принята единогласно к постановке в театре «Комеди Франсе». Эту новость не преминули сообщить газеты, не забыв намекнуть, что автор, который ранее ничего не написал, работает в канцелярии герцога Орлеанского, который и рекомендовал его. В результате цензура запрещает «Христину».

Как-то раз, когда Александр уже почти отчаялся, ему на глаза попался том Анкетиля. Есть несколько версий по поводу того, как произошло это событие, но это неважно, главное – последствия. Так вот, книга эта была открыта на странице, которая мгновенно привлекла внимание Дюма. Там он прочитал рассказ о Екатерине Клевской, жене герцога де Гиза, у которой был любовник по имени Сен-Мегрен – фаворит короля Генриха III. Узнав об этом, Гиз предлагает жене самой выбрать способ умереть – от яда либо от кинжала. Женщина пьёт яд, и только через час муж сообщает ей, что она выпила всего-лишь суп.Заинтригованный, Дюма читает источники той эпохи, и натыкается на другой рассказ, историю вельможи Бюсси, который был убит синьором де Монсоро, мужем своей любовницы, которая и вызвала его на то роковое свидание. Александр обращает внимание на одно очень странное совпадение – род Валуа пришёл ко власти после того, как три сына Филиппа Красивого из династии Капетингов – ЛюдовикX, ФилиппV и КарлIV умерли,не оставив после себя мужского потомства. Род Валуа угас со смертью ГенрихаIII, который правил Францией после смерти своих братьев ФранцискаII и КарлаIX. На престоле его сменил Генрих Наваррский, первый из Бурбонов. Вот и теперешний король, унаследовавший трон после своих братьев ЛюдовикаXVI и ЛюдовикаXVIII является последним из Бурбонов. Не герцог ли Орлеанский, его кузен, сменит его? Вот где кроется настоящая драма, вот на чём можно построить интригу и на чём сыграть, чтобы привлечь к своей скромной драме и такой же скромной персоне общественный интерес!
Тем временем, как и предсказывал Сулье, Париж был в буквальном смысле завален «Христинами». К несчастью для Александра Дюма, автор одной из них, Броль, являлся близким другом любовницы редактора одной из самых влиятельных газет. Этот редактор заявил, что объявит войну «Комеди Франсе» на страницах своей газеты если театр не примет драму Броля. Дюма настоятельно советуют отказаться от своей «Христины», тем Более Броль очень болен, жить ему осталось совсем недолго, и подобный жест был бы очень благороден со стороны Александра. В противном случае, он рискует нажить смертельных врагов, способных навсегда перекрыть ему путь к литературной славе. За отсуствием выбора, Дюма даёт согласие и целиком переключается на новую драму «Генрих III и его двор».

17.9.1828
Читка драмы «ГенрихIII и его двор». Принята к постановке без голосования!
Как и следовало ожидать, ещё до премьеры во всём Париже только и говорили об этой драме: о роскошных костюмах, о прекрасных декорациях, о неподражаемой игре актёров – мадемуазель Марс и Мишло, но больше всего о политическом смысле драмы.

10.2.1829
Премьера драмы Александра Дюма «Генрих III и его двор».
Среди присуствующих – сам герцог Орлеанский со всей своей свитой, представители аристократии и даже несколько иностранных принцев. Это был настоящий триумф. Все были в полном восторге, аплодировали даже женщины. Когда в конце вышли объявить имя автора, сам герцог Орлеанский стоял с непокрытой головой. На следущее утро Александр Дюма проснулся знаменитым.

Впрочем, в ту ночь он не спал, и вовсе не из-за премьеры.Чуть ранее Александр информирует мать, что у неё есть пятилетний внук. Это известие привело несчастную Мари-Луизу к гипертоническому кризу, наступившего в результате слишком сильного волнения, к спазме сосудов головного мозга с нарушением деятельности правого полушария и к одностороннему параличу. Так что к моменту премьеры мать его тяжело больна, и во время каждого антракта он бежит домой справится об её самочуствии.

Александр относит рукопись книгопродавцу, и получает за неё шесть тысяч франков. Потом он узнаёт, что пьесу... снова запретили! Огромными усилиями Александру удаётся снять запрет. Герцог Орлеанский присуствует и на втором представлении.

сулико Пт, 09/05/2008 - 05:43

Биография
Александр Дюма - отец (полное имя – маркиз Александр Дюма Дави де Ла Пайетри) (1802-1870) – выдающийся французский драматург, романист, поэт, писатель, сказочник, биограф, журналист и вообще выдающийся человек, родился 24 июля 1802 года в городе Вилле-Котре, недалеко от Парижа. Его отец, тоже Александр Дюма был Наполеоновским генералом и одним из самых близких друзей императора. Однако впоследствии он рассорился с Наполеоном, вследствии чего его семья осталась без средств к существованию.
После смерти генерала Дюма в 1806 году, его вдова Мари-Луиз-Элизабет Лабуре, дочь Александрина-Эме и сын Александр жили в нищете, и маленький Александр нередко добывал себе еду браконьерством.

В 20 лет он приехал завоёвывать Париж. Первое время он работал клерком у герцога Орлеанского, будущего короля Франции Луи-Филлипа, между службой мечтая о славе и занимаясь первыми литературными опытами.
Его первый большой успех после многочисленных неудачных попыток поставить свою пьесу в одном из театров – драма "Генрих III и его двор" (1829) сделала его знаменитым. Затем пошли такие шедевры как “Антони" (1831), "Ричард Дарлингтон”(1831), Нельская башня"(1832), и другие.

Самыми известными из его произведений являются исторические драмы, написанные в соаторстве с Огюстом Маке " Три мушкетёра"(1844)," Граф Монте-Кристо "(1845), "Королева Марго" (1847).

Жизнь Дюма была полна приключений не менее чем жизни персонажей его произведений: постоянные путешествия, сотни молодых любовниц, преимущественно актрис, пятеро внебрачных детей (это только признанные, cкорее всего число его детей на много больше), огромные гонорары и ещё более огромные траты, приведшие Дюма в конце концов к банкротству.

Александр Дюма ушёл из жизни 5 декабря 1870 года, успев написать и выпустить более 500 томов произведений всевозможных жандров – поразительная, непревзойдённая плодовитость, пораждённая гением и трудолюбием.

сулико Пт, 09/05/2008 - 05:49

Доктор N, мой друг, пропал. По одной версии, его убили, по другой — он утонул во время посадки в Новороссийске, по третьей — он жив и здоров и находится в Буэнос-Айресе.

Как бы там ни было, чемодан, содержавший в себе 3 ночных сорочки, бритвенную кисточку, карманную рецептуру доктора Рабова (изд. 1916 г.), две пары носков, фотографию профессора Мечникова, окаменевшую французскую булку, роман “Марья Лусьева за границей”, 6 порошков пирамидона по 0,3 и записную книжку доктора, попал в руки его сестры.

Сестра послала записную книжку по почте мне вместе с письмом, начинавшимся словами: “Вы литератор и его друг, напечатайте, т.к. это интересно...” (Дальше женские рассуждения на тему “О пользе чтения”, пересыпанные пятнами от слез.)

Я не нахожу, чтоб это было особенно интересно — некоторые места совершенно нельзя разобрать (у доктора N отвратительный почерк), тем не менее печатаю бессвязные записки из книжки доктора без всяких изменений, лишь разбив их на главы и переименовав их.

Само собой, что гонорар я отправлю доктору N в Буэнос-Айрес, как только получу точные сведения, что он действительно там.

I. БЕЗ ЗАГЛАВИЯ — ПРОСТО ВОПЛЬ

За что ты гонишь меня, судьба?! Почему я не родился сто лет тому назад? Или еще лучше: через сто лет. А еще лучше, если б я совсем не родился. Сегодня один тип мне сказал: “Зато вам будет что порассказать вашим внукам!” Болван такой! Как будто единственная мечта у меня — это под старость рассказывать внукам всякий вздор о том, как я висел на заборе!..

И притом не только внуков, но даже и детей у меня не будет, потому что, если так будет продолжаться, меня, несомненно, убьют в самом ближайшем времени...

К черту внуков. Моя специальность — бактериология. Моя любовь — зеленая лампа и книги в моем кабинете. Я с детства ненавидел Фенимора Купера, Шерлока Холмса, тигров и ружейные выстрелы, Наполеона, войны и всякого рода молодецкие подвиги матроса Кошки.

У меня нет к этому склонности. У меня склонность к бактериологии.

А между тем...

Погасла зеленая лампа. “Химиотерапия спириллезных заболеваний” валяется на полу. Стреляют в переулке. Меня мобилизовала пятая по счету власть.

..................................................................

II. ЙОД СПАСАЕТ ЖИЗНЬ

Вечер ... декабря

Пятую власть выкинули, а я чуть жизни не лишился... К пяти часам дня все спуталось. Мороз. На восточной окраине пулеметы стрекотали. Это — “ихние”. На западной пулеметы — “наши”. Бегут какие-то с винтовками. Вообще — вздор. Извозчики едут. Слышу, говорят: “Новая власть тут...”

“Ваша часть (какая, к черту, она моя!!) на Владимирской”. Бегу по Владимирской и ничего не понимаю. Суматоха какая-то. Спрашиваю всех, где “моя” часть... Но все летят, и никто не отвечает. И вдруг вижу — какие-то с красными хвостами на шапках пересекают улицу и кричат:

— Держи его! Держи!

Я оглянулся — кого это?

Оказывается — меня!

Тут только я сообразил, что надо было делать, — просто-напросто бежать домой! И я кинулся бежать. Какое счастье, что догадался юркнуть в переулок! А там сад. Забор. Я на забор.

Те кричат:

— Стой!

Но как я ни <не>опытен во всех этих войнах, а понял инстинктом, что стоять вовсе не следует. И через забор. Вслед: трах! трах! И вот откуда-то злобный, взъерошенный белый пес ко мне. Ухватился за шинель, рвет вдребезги. Я свесился с забора. Одной рукой держусь, в другой банка с йодом (200 gr.). Великолепный германский йод. Размышлять некогда. Сзади топот. Погубит меня пес. Размахнулся и ударил его банкой по голове. Пес моментально окрасился в рыжий цвет, взвыл и исчез. Я через сад. Калитка. Переулок. Тишина. Домой...

...До сих пор не могу отдышаться!

...Ночью стреляли из пушек на юге, но чьи это — уж не знаю. Безумно йода жаль.

III
В ночь со 2 на 3

Происходит что-то неописуемое... Новую власть тоже выгнали. Хуже нее ничего на свете не может быть. Слава Богу. Слава Богу. Слава...

Меня мобилизовали вчера. Нет, позавчера. Я сутки провел на обледеневшем мосту. Ночью 15° ниже нуля (по Реомюру) с ветром. В пролетах свистело всю ночь. Город горел огнями на том берегу. Слободка на этом. Мы были посредине. Потом все побежали в город. Я никогда не видел такой давки. Конные. Пешие. И пушки ехали, и кухни. На кухне сестра милосердия. Мне сказали, что меня заберут в Галицию. Только тогда я догадался бежать. Все ставни были закрыты, все подъезды были заколочены. Я бежал у церкви с пухлыми белыми колоннами. Мне стреляли вслед. Но не попали. Я спрятался во дворе под навесом и просидел там два часа. Когда луна скрылась — вышел. По мертвым улицам бежал домой. Ни одного человека не встретил. Когда бежал, размышлял о своей судьбе. Она смеется надо мной. Я — доктор, готовлю диссертацию, ночью сидел, как крыса притаившись, в чужом дворе! Временами я жалею, что я не писатель. Но, впрочем, кто поверит! Я убежден, что, попадись эти мои заметки кому-нибудь в руки, он подумает, что я все это выдумал.

Под утро стреляли из пушек.

IV. ИТАЛЬЯНСКАЯ ГАРМОНИКА

15 февраля

Сегодня пришел конный полк, занял весь квартал. Вечером ко мне на прием явился один из 2-го эскадрона (эмфизема). Играл в приемной, ожидая очереди, на большой итальянской гармонии. Великолепно играет этот эмфизематик (“На сопках Маньчжурии”), но пациенты были страшно смущены, и выслушивать совершенно невозможно. Я принял его вне очереди. Моя квартира ему очень понравилась. Хочет переселиться ко мне со взводным. Спрашивает, есть ли у меня граммофон...

Эмфизематику лекарство в аптеке сделали в двадцать минут и даром. Это замечательно, честное слово!

17 февраля

Спал сегодня ночью — граммофон внизу сломался.

Достал бумажки с 18 печатями о том, что меня нельзя уплотнить, и наклеил на парадной двери, на двери кабинета и в столовой.

21 февр.

Меня уплотнили...

22 февр.

...И мобилизовали.

...марта

Конный полк ушел воевать с каким-то атаманом. За полком на подводе ехал граммофон и играл “Вы просите песен”. Какое все-таки приятное изобретение!

сулико Пт, 09/05/2008 - 05:51

Теперь, когда наша несчастная родина находится на самом дне ямы позора и бедствия, в которую ее загнала “великая социальная революция”, у многих из нас все чаще и чаще начинает являться одна и та же мысль.

Эта мысль настойчивая.

Она — темная, мрачная, встает в сознании и властно требует ответа.

Она проста: а что же будет с нами дальше?

Появление ее естественно.

Мы проанализировали свое недавнее прошлое. О, мы очень хорошо изучили почти каждый момент за последние два года. Многие же не только изучили, но и прокляли.

Настоящее перед нашими глазами. Оно таково, что глаза эти хочется закрыть. Не видеть!

Остается будущее. Загадочное, неизвестное будущее.

В самом деле: что же будет с нами?..

Недавно мне пришлось просмотреть несколько экземпляров английского иллюстрированного журнала.

Я долго, как зачарованный, глядел на чудно исполненные снимки.

И долго, долго думал потом...

Да, картина ясна!

Колоссальные машины на колоссальных заводах лихорадочно день за днем, пожирая каменный уголь, гремят, стучат, льют струи расплавленного металла, куют, чинят, строят...

Они куют могущество мира, сменив те машины, которые еще недавно, сея смерть и разрушая, ковали могущество победы.

На Западе кончилась великая война великих народов. Теперь они зализывают свои раны.

Конечно, они поправятся, очень скоро поправятся!

И всем, у кого наконец прояснился ум; всем, кто не верит жалкому бреду, что наша злостная болезнь перекинется на Запад и поразит его, станет ясен тот мощный подъем титанической работы мира, который вознесет западные страны на невиданную еще высоту мирного могущества.

А мы?

Мы опоздаем...

Мы так сильно опоздаем, что никто из современных пророков, пожалуй, не скажет, когда же наконец мы догоним их и догоним ли вообще?

Ибо мы наказаны.

Нам немыслимо сейчас созидать. Перед нами тяжкая задача — завоевать, отнять свою собственную землю.

Расплата началась.

Герои-добровольцы рвут из рук Троцкого пядь за пядью русскую землю.

И все, все — и они, бестрепетно совершающие свой долг, и те, кто жмется сейчас по тыловым городам Юга, в горьком заблуждении полагающие, что дело спасения страны обойдется без них, все ждут страстно освобождения страны.

И ее освободят.

Ибо нет страны, которая не имела бы героев, и преступно думать, что родина умерла.

Но придется много драться, много пролить крови, потому что пока за зловещей фигурой Троцкого еще топчутся с оружием в руках одураченные им безумцы, жизни не будет, а будет смертная борьба.

Нужно драться.

И вот пока там, на Западе, будут стучать машины созидания, у нас от края и до края страны будут стучать пулеметы.

Безумство двух последних лет толкнуло нас на страшный путь, и нам нет остановки, нет передышки. Мы начали пить чашу наказания и выпьем ее до конца.

Там, на Западе, будут сверкать бесчисленные электрические огни, летчики будут сверлить покоренный воздух, там будут строить, исследовать, печатать, учиться...

А мы... мы будем драться.

Ибо нет никакой силы, которая могла бы изменить это.

Мы будем завоевывать собственные столицы.

И мы завоюем их.

Англичане, помня, как мы покрывали поля кровавой росой, били Германию, оттаскивая ее от Парижа, дадут нам в долг еще шинелей и ботинок, чтобы мы могли скорее добраться до Москвы.

И мы доберемся.

Негодяи и безумцы будут изгнаны, рассеяны, уничтожены.

И война кончится.

Тогда страна, окровавленная, разрушенная, начнет вставать... Медленно, тяжело вставать.

Те, кто жалуется на “усталость”, увы, разочаруются. Ибо им придется “устать” еще больше...

Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни. Платить и в переносном и в буквальном смысле слова.

Платить за безумство мартовских дней, за безумство дней октябрьских, за самостийных изменников, за развращение рабочих, за Брест, за безумное пользование станком для печатания денег... за все!

И мы выплатим.

И только тогда, когда будет уже очень поздно, мы вновь начнем кой-что созидать, чтобы стать полноправными, чтобы нас впустили опять в версальские залы. Кто увидит эти светлые дни?

Мы?

О нет! Наши дети, быть может, а быть может, и внуки, ибо размах истории широк, и десятилетия она так же легко “читает”, как и отдельные годы.

И мы, представители неудачливого поколения, умирая еще в чине жалких банкротов, вынуждены будем сказать нашим детям:

— Платите, платите честно и вечно помните социальную революцию!

сулико Пт, 09/05/2008 - 05:52

Кафэ в тыловом городе.

Покрытый грязью пол. Туман от табачного дыма. Липкие грязные столики.

Несколько военных, несколько дам и очень много штатских.

На эстраде пианино, виолончель и скрипка играют что-то разухабистое.

Пробираюсь между столиками и усаживаюсь.

К столику подходит барышня в белом передничке и вопросительно смотрит на меня.

— Будьте любезны, дайте стакан чаю и два пирожных.

Барышня исчезает, потом возвращается и с таким видом, как будто делает мне одолжение, ставит предо мной стакан с желтой жидкостью и тарелочку с двумя сухими пирожными.

Смотрю на стакан.

Жидкость по виду отдаленно напоминает чай.

Желтая, мутная.

Пробую ложечкой.

Тепленькая, немного сладкая, немного противная.

Закуриваю папиросу и оглядываю публику.

За соседний столик с шумом усаживается компания: двое штатских господ и одна дама.

Дама хорошо одета, шуршит шелком.

Штатские производят самое благоприятное впечатление: рослые, румяные, упитанные. В разгаре призывного возраста. Одеты прелестно.

На столике перед ними появляется тарелка с пирожными и три стакана кофе “по-варшавски”.

Начинают разговаривать.

До меня обрывками долетают слова штатского в лакированных ботинках, который сидит поближе ко мне.

Голос озабоченный.

Слышно:

— Ростов... можете себе представить... немцы... китайцы... паника... они в касках... сто тысяч конницы...

И опять:

— Ростов... паника... Ростов... конница...

— Это ужасно, — томно говорит дама. Но видно, что ее мало тревожит и стотысячная конница, и каски. Она, щурясь, курит папироску и блестящими глазами оглядывает кафэ.

А лакированные ботинки продолжают шептать.

Фантазия моя начинает играть.

Что было бы, если я внезапно чудом, как в сказке, получил бы вдруг власть над всеми этими штатскими господами?

Ей-Богу, это было бы прекрасно!

Тут же в кафэ я встал бы и, подойдя к господину лакированных ботинок, сказал:

— Пойдемте со мной!

— Куда? — изумленно спросил бы господин.

— Я слышал, что вы беспокоитесь за Ростов, я слышал, что вас беспокоит нашествие большевиков.

— Это делает вам честь.

— Идемте со мной, — я дам вам возможность записаться немедленно в часть. Там вам моментально дадут винтовку и полную возможность проехать на казенный счет на фронт, где вы можете принять участие в отражении ненавистных всем большевиков.

Воображаю, что после этих слов сделалось бы с господином в лакированных ботинках.

Он в один миг утратил бы свой чудный румянец, и кусок пирожного застрял бы у него в горле.

Оправившись немного, он начал бы бормотать.

Из этого несвязного, но жаркого лепета выяснилось бы прежде всего, что наружность бывает обманчива.

Оказывается, этот цветущий, румяный человек болен... Отчаянно, непоправимо, неизлечимо вдребезги болен! У него порок сердца, грыжа и самая ужасная неврастения. Только чуду можно приписать то обстоятельство, что он сидит в кофейной, поглощая пирожные, а не лежит на кладбище, в свою очередь поглощаемый червями.

И наконец, у него есть врачебное свидетельство!

— Это ничего, — вздохнувши, сказал бы я, — у меня у самого есть свидетельство, и даже не одно, а целых три. И тем не менее, как видите, мне приходится носить английскую шинель (которая, к слову сказать, совершенно не греет) и каждую минуту быть готовым к тому, чтоб оказаться в эшелоне, или еще к какой-нибудь неожиданности военного характера. Плюньте на свидетельства! Не до них теперь! Вы сами только что так безотрадно рисовали положение дел...

Тут господин с жаром залепетал бы дальше и стал бы доказывать, что он, собственно, уже взят на учет и работает на оборону там-то и там-то.

— Стоит ли говорить об учете, — ответил бы я, — попасть на него трудно, а сняться с него и попасть на службу на фронт — один момент!

Что же касается работы на оборону, то вы... как бы выразиться... Заблуждаетесь! По всем внешним признакам, по всему вашему поведению видно, что вы работаете только над набивкой собственных карманов царскими и донскими бумажками. Это во-первых, а во-вторых, вы работаете над разрушением тыла, шляясь по кофейным и кинематографам и сея своими рассказами смуту и страх, которыми вы заражаете всех окружающих. Согласитесь сами, что из такой работы на оборону ничего, кроме пакости, получиться не может!

Нет! Вы, безусловно, не годитесь для этой работы. И единственно, что вам остается сделать, это отправиться на фронт!

Тут господин стал бы хвататься за соломинку и заявил, что он пользовался льготой (единственный сын у покойной матери, или что-то в этом роде) и наконец, что он и винтовки-то в руках держать не умеет.

— Ради Бога, — сказал бы я, — не говорите вы ни о каких льготах. Повторяю вам, не до них теперь!

Что касается винтовки, то это чистые пустяки! Уверяю вас, что ничего нет легче на свете, чем выучиться стрелять из винтовки. Говорю вам это на основании собственного опыта. Что же касается военной службы, то что ж поделаешь! Я тоже не служил, а вот приходится... Уверяю вас, что меня нисколько не привлекает война и сопряженные с нею беспокойства и бедствия.

Но что поделаешь! Мне самому не очень хорошо, но приходится привыкать!

Я не менее, а может быть, даже больше вас люблю спокойную мирную жизнь, кинематографы, мягкие диваны и кофе по-варшавски!

Но, увы, я не могу ничем этим пользоваться всласть!

И вам и мне ничего не остается, как принять участие так или иначе в войне, иначе нахлынет на нас красная туча, и вы сами понимаете, что будет...

Так говорил бы я, но, увы, господина в лакированных ботинках я не убедил бы.

Он начал бы бормотать или наконец понял бы, что он не хочет... не может... не желает идти воевать...

— Ну-с, тогда ничего не поделаешь, — вздохнув, сказал бы я, — раз я не могу вас убедить, вам просто придется покориться обстоятельствам!

И, обратившись к окружающим меня быстрым исполнителям моих распоряжений (в моей мечте я, конечно, представил и их как необходимый элемент), я сказал бы, указывая на совершенно убитого господина:

— Проводите господина к воинскому начальнику!

Покончив с господином в лакированных ботинках, я обратился бы к следующему...

Но, ах, оказалось бы, что я так увлекся разговором, что чуткие штатские, услышав только начало его, бесшумно, один за другим, покинули кафэ.

Все до одного, все решительно!

..................................................................

Трио на эстраде после антракта начало “Танго”. Я вышел из задумчивости. Фантазия кончилась.

Дверь в кафэ все хлопала и хлопала.

Народу прибывало. Господин в лакированных ботинках постучал ложечкой и потребовал еще пирожных...

Я заплатил двадцать семь рублей и, пробравшись между занятыми столиками, вышел на улицу.

<1919 >

ангелочек Втр, 13/05/2008 - 14:38

точно ернда))))))))))))))) но ты хорошо подумал прежде чем довать название теме ))) человек до жути любопытный

T.T. Втр, 13/05/2008 - 20:23

A ti kajetsya bol'she vseh. )))))))))

ангелочек Втр, 13/05/2008 - 20:38

как ты догадался)))))))) кто то подсказал)))))))))))

T.T. Ср, 14/05/2008 - 01:17

ya ochen' dogdleviy)))))

ангелочек Ср, 14/05/2008 - 02:27

а мне ты говорил что ты .....

ангелочек Ср, 14/05/2008 - 02:27

а мне ты говорил что ты .....

T.T. Ср, 14/05/2008 - 10:32

i chto-je eto ya tebe govoril ta?)))))))

ангелочек Ср, 14/05/2008 - 11:29

видемо ты уже забыл. мне ты говорил что ты не очень умный и как раз таки не очень догадливый !!!!!!!!!!)))))

T.T. Ср, 14/05/2008 - 13:02

Ne umniy mojet i govoril!
no ne dogadleviy))))

сулико Пт, 09/05/2008 - 06:00

тему не трогать сюда не писать я кое что хочу проверить

Перехватчик Ср, 14/05/2008 - 18:36

Можно вопрос! почему не писать и что ты хочешь проверить???

jestershoot Пнд, 12/05/2008 - 13:47

Наше терпение?)))

T.T. Втр, 13/05/2008 - 00:30

Mojet uje pora vsem skazat'?

© 2007-2009
| Реклама | Ссылки | Партнеры