Говорят, что беда не приходит одна. Я бы добавил: она еще тщательно подготавливается к своему визиту. Зондирует наше сознание, выискивая в нем слабые места, которыми можно манипулировать, анализирует возможные просчеты, готовит провокации...

Что за бред — скажете? Отнюдь. Разве для многих из нас стала новостью, к примеру, кража неизвестными камней с руин башенных комплексов в Джейрахском районе? Да бросьте! А разрушающаяся на глазах Назрановская крепость? А печальная судьба башни Овлура, от которой ничего не осталось? Разве мы сокрушались по этому поводу, рвали волосы на голове, дескать, «спасите, помогите!», выясняли, что стало с программой реконструкции Назрановской крепости?! Это уничтожение памятников происходило и происходит на наших глазах!

И не где-то в горах, где воришкам легче орудовать, а на плоскости, где все как на ладони видно. Вообще, новому виду воровства как минимум двадцать с лишним лет. В этом уверен и известный ингушский художник, публицист, автор герба Ингушетии Руслан Эльдиев, который может часами рассказывать об истории и судьбе легендарных ингушских башен.

— Руслан Алимович, так значит, трубить о беде, происходящей с памятниками архитектуры, давно надо было?

— К огромному сожалению, с наследием прошлого у нас «давние счеты». Уж очень легко мы с ним расстаемся. Не знаю, в чем причины такого отношения. Вернее — могу догадываться. Возможно, они кроются в трагической судьбе ингушского народа, который долгие столетия думал лишь, как бы выжить, и было не до жиру.

Но я склоняюсь к другой версии: в купле-продажный век, когда все, что мало-мальски имеет денежную цену, сегодня превращается в предмет торга. Вот эти камни и крадут. Мало того, с ворами рука об руку в горах теперь орудуют и вандалы, для которых нет ничего святого: им что арочную перемычку вытащить, разворотив стены, что ваше сердце для продажи, убив вас, — все одно. По закону рынка, если есть спрос — есть и предложение.

— Кто же эти покупатели?

— Да их не надо искать за тысячу километров, они живут рядом, может, даже — по соседству, возможно — через дом. Зачем им эти камни? Мотивы могут быть самыми разными. Для кого-то — тщеславие, когда камни с петроглифами, несущими важную информацию, украшают его дом, кто-то просто хочет нажиться за счет их продажи: ведь каждый камень, в том числе и арочный, имеет свою цену.

Тем более — если покупатели знают, что они составляли стены классической боевой ингушской изящной башни. Вот так и зовется наша башня в классификации башен, которая во всем мире содержит всего пять видов, среди которых испанская, грузинская и т. д. Ингушская боевая башня является в подлинном смысле вершиной архитектурного и строительного мастерства древнего населения края. Она поражает простотой формы, монументальностью и строгим изяществом. Беда с кражей камней начала обретать масштабы с момента появления хороших, качественных дорог, ведущих в наши горы.

Столетьями, как немые воины-исполины, стояли наши башни, внушая страх и уважение нашим врагам, предоставляя кров и безопасность нашим пращурам. Их взрывали, крушили, но окончательно добить смогли только мы сами. Варварство — только это слово подходит к такому преступлению перед памятью предков.

— Наша газета часто публикует ваши интересные рассказы о прошлом нашего народа, где сохранены крайне важные детали тех времен. Откуда у вас эти сведения?

— Все эти детали я черпаю из увлекательных рассказов своего деда Асланбека — человека насыщенной, трагической судьбы. Он скончался в 1975 году, прожив более ста лет (по переписи 1886 года ему было 6 лет), был свидетелем многих переломных событий и значимых вех в истории нашего народа, региона и государства в целом, был близко знаком со многими, как сегодня говорят, высокопоставленными чинами Кавказа того времени.

Слава Богу, память не подводит, вот я ее и «воспроизвожу» периодически. Да и многие исследователи нашего края, к счастью, успели описать малейшие детали жизни наших предков, нюансы их культуры.

— Известно, что срок возведения ингушской боевой башни не мог превышать одного года. Интересно — почему?

— Наши предки прожили заточенными в горах не одно столетие, и за это время у них естественным образом выработались свои нормы жизни в разных сферах. Вот, сегодня, например, финансируют тот или иной объект, обозначают сроки его возведения. Не успел — возвращай деньги. Иначе — раздолье для коррупции и всяких злоупотреблений. Конечно же, о коррупции при жизни наших предков в горах речи не могло быть: там не до этого было. Но все равно поползновения как-то нарушить общий для всех порядок, возможно, и случались.

Например, кому-то хотелось построить башню выше, красивее, чем у других. А конкретный, обозначенный срок строительства минимизировал эти потуги, рождавшие в сердцах тщеславие. Мне иногда кажется, что сегодняшнее наше необузданное тщеславие, жажда перещеголять друг друга в изысканности, масштабах строительства домов — это вырвавшаяся из тех тисков энергия. Уверен, что рано или поздно она уляжется.

У ингушей на строительство боевой башни «вов», действительно, отводилось 365 дней. По истечении этого срока никто не имел права положить даже один камень на постройку. Место строительства тщательно выбиралось с участием «цув» — жреца. Часто основание пропитывалось жидким известковым раствором в течение нескольких дней, пока грунт отказывался «пить» это «молоко». Сегодня мы назвали бы этот процесс цементированием. Подготовка к строительству шла не один год: камни обрабатывались трудоемким, примитивным способом, каждый камень имел свою цену.

Стоимость среднего камня была эквивалентна цене одной овцы, крупный блок у основания мог достигать цены коровы. Помогали родственники: преподносили камни как подарок. Кладка производилась изнутри, без вспомогательных лесов. Подняв стены на 2,5-2,7 м, стелился пол второго этажа, в каждом этаже оставляли люк, чтобы мастер-строитель поднимался наверх. Возводили обычно 6-7 этажей, в итоге башня достигала высоты 23 и более метров.

Важное значение имели бойницы и окна, учитывались стороны света, статус основателя («да») селения. Завершение строительства «вов» широко отмечалось: резали семилетнего быка, баранов, праздник продолжался три дня с танцами, джигитовкой. Пришлый или человек другой национальности не мог размещать бойницы и окна, направленные на «да», который вход в жилую башню размещал с восточной или южной стороны. Новый же житель не мог этого делать, равно как и не мог строить башню выше башни «да», которая была господствующей.

В общем, многое указывало в селении, кто тут основатель и главный. Делалось это с прицелом на будущее. Раствор для кладки был только известковый и, что интересно, без песка. Использовался лишь только крупнозернистый отсев обработанных камней. Почему? Потому, что предки знали, что добавление песка даст в будущем серый, грязный цвет башням. В раствор добавляли животные жиры и со временем, под воздействием солнца раствор приобретал теплый, желто-охристый оттенок, что гармонировало с окружающей природой.

К слову, это заметили все известные исследователи ингушских башен — Яковлев, Семенов, Крупнов...

— Сегодня часто можно слышать о скандалах между фамилиями по поводу принадлежности руин той или иной башни. Как вы относитесь к ним и к тому, как проходит реставрация башен?

— Ну, по поводу скандалов — это отдельная история, к которой нельзя подходить поверхностно. Беда в том, что носители информации — а ее мы, как известно, передавали из уст в уста, уходят, унося с собой малейшие детали тех времен, да и периодические трагедии в нашей истории скашивали, прежде всего, стариков, хранивших эту информацию.

Достаточно вспомнить о депортации 1944 года, когда был уничтожен целый культурный пласт в нашей истории. Остаются мифы, которые сдобрены тем же тщеславием, о котором я говорил выше. Что касается сегодняшней реставрации башен, то я бы назвал эту деятельность полнейшим игнорированием всяких научных подходов, норм и канонов того, средневекового строительства. Порой, из полубоевых и сторожевых башен пытаются слепить классические ингушские башни, используя цемент, о котором наши предки не имели представления. Нет понимания опыта предков и желания приблизиться к нему, главное — поднять выше стены, налепить крышу, напоминающую куцую шапку. Даже неискушенный взгляд туриста вычислит — это новодел, в котором нет одиннадцати ступеней крыши классической ингушской башни. Сегодня можно возмущаться сколько угодно по этому поводу. Но если заказчик заплатит — горе-строитель выполнит заказ. Я бы назвал эту деятельность сплошной безбашенностью.

Источник:газета Ингушетия