Именно в этих условиях и прошло правление Р. Аушева. Будучи избран и зависим от электората, он решительно отстаивал интересы региона против федерального Центра. Что касается войны в Чечне, то позиция ингушей в этом конфликте – это не только поддержка родственного этноса, но и восприятие России как колонизатора.И возможно второе даже более значимо: в обеих военных компаниях первые потери наступающая армия России несла именно в Ингушетии, тогда как большие территории самой Чечни оставались неизменно лояльны к России и не оказывали никакого военного сопротивления. Если бы Р. Аушев занял иную позицию в данном конфликте, то быстро лишился бы опоры в обществе. Между тем независимость региональных и федеральных государственных учреждений в Ингушетии часто переходила в противостояние, которое инициировалось то одной, то другой стороной. Независимость и оппозиция по таким острым вопросам как война в Чечне воспринималась Кремлем адекватно инстинктам колониальной империи. Опираясь на федеральные структуры и их контролирующие функции, Москва оказывала мощное давление на Аушева с целью добиться его отставки и привести к власти своего ставленника. В свою очередь Р. Аушев предпринимал активные усилия, чтобы переподчинить себе федеральные структуры. Обычно поводом для очередного обострения служили какие-то промахи структур федерального подчинения. президент Р.Аушев всякий раз упрямо делал парадоксально нелогичный вывод, что причина промахов в существующей системе подчинения. Он даже покушался на независимость судебной системы, апеллируя к фактам ошибочных, на его взгляд, судебных решений. Несмотря на очевидную несостоятельность его позиции, мы думаем, что это было искренним и, в общем-то, естественным заблуждением для человека, мышление которого было ограничено воспитанием в условиях тоталитарной идеологии и армейской иерархией. Вероятно, если бы окружение указало ему на многочисленные ошибки структур, которые и так уже подотчетны ему или, например, предложило бы своему шефу обратиться к Монтескье, это, вероятно, оказало бы положительное влияние на взгляды президента Р.Аушева. Хотя на первый взгляд кажется, что симметричный ответ Аушева в противоборстве с федералами был верным, но на самом деле он был всего лишь предсказуемым и проигрышным изначально. Политика Москвы в регионе основывалась на принуждении, а Аушев опирался на поддержку общества и высокую легитимность. Иными словами, его сила была в демократии, которая одновременно не сулила ничего хорошего колониализму Москвы. Однако вместо того, чтобы укреплять демократию, а значит и свои позиции, Аушев боролся за подчинение себе федеральных структур и двигался к узурпации власти, то есть фундаментально играл на руку Москве и во многом подготовил приход ставленника Москвы М. Зязикова. Его стратегия – это очередной печальный пример борьбы с палкой, которая вас бьет. Но пока борьба Москвы и Р. Аушева продолжалась, исполнители и контролеры были непримиримы, а права граждан оказывались защищены. При нарушении своих прав одними граждане обращались к другим, а Москва и Магас боролись за симпатии общества. Данный конфликт имел тотально положительное влияние на развитие общества и конкретных людей. Коррупция в Ингушетии в этот период была, по-видимому, наиболее низкой в России. Политики и чиновники имели два пути развития карьеры – быть с Аушевым и расти под его крылом или быть против него и получить немедленную поддержку Москвы. В результате многие представители этого народа, который дискриминировался в России на протяжении всего периода с момента завоевания, вдруг сделали впечатляющие карьеры в политике, государственной службе и бизнесе. В Думах трех созывов было по три ингушских депутата, то есть в три раза больше максимума, на который могла рассчитывать нация, исходя из своей численности. Приход к власти креатуры Москвы, М.Зязикова, который сопровождался массовыми фальсификациями на выборах, нанес сложившейся в регионе системе сдержек и противовесов серьезный урон. Но поначалу это было только вопросом личности Зязикова, и следующие выборы не сулили ему успехов. Однако в 2004 году после трагедии в Беслане Путин отменил публичные выборы глав регионов и перешел к их назначению, а система сдержек и противовесов оказалась разрушена полностью. С тех пор лидер региона априори настроен промосковски, использование институтов федерального подчинения для его сдерживания перестало иметь смысл, а население не имеет реального влияния на главу власти. Москва просто напрямую взаимодействует исключительно с президентом, который в свою очередь получает полный карт-бланш и абсолютную власть в регионе. Так Ингушетия стала превращаться в средневековое феодальное государство. Но разрушение системы сдержек и противовесов было не единственным негативным следствием отмены выборов глав региона. Обычно в каждом выступлении местного бюрократа звучит: «Только благодаря уважению, которым пользуется наш президент в Москве, мы получаем столь щедрые дотации. И да храни его Всевышний, ведь без него наш бюджет был бы пуст, а мы голодны!». Однако эта комичная ложь не столь безобидна. Бюджет Ингушетии имеет самую высокую (наряду с Дагестаном и Чечней) дотационность, свыше 90%. Субсидии, покрывающие дефицит, рассчитываются по нескольким простым формулам, которые имеют в качестве главного аргумента численность населения. Таким образом, если власти развитых регионов получают доходы за счет налоговых поступлений и соответственно работают над улучшением делового климата, то министерство финансов Ингушетии всего лишь заполняет несколько наивных формул данными статведомства, чтобы получить трансферты, покрывающие более 90% дефицита бюджета. В результате возникает удручающе несправедливый дисбаланс: власть Ингушетии имеет бюджет благодаря численности населения, но при этом после отмены выборов главы она стала совершенно неподотчетна обществу. Между тем бюджетный процесс является наиболее важным и непрерывным для всех государственных институтов. Когда основной процесс приобретает откровенно паразитический и безответственный характер, то меняются и сами институты; их способность осуществлять функции по предоставлению обществу государственных услуг редуцируются. Таким образом, высокий уровень дотаций при полном отсутствии общественного контроля связан с низким качеством государственных институтов. Хотя на самом высоком уровне власти России можно слышать заявления о необходимости сокращения числа дотационных регионов, в действительности бюджетное законодательство не содержит стимулов для отсталых регионов к достижению финансовой состоятельности и консервирует текущую ситуацию. Но почему Р. Аушев предпринимал решительные и систематические усилия для снижения дотационности бюджета Ингушетии? Этот вопрос еще раз возвращает нас к системе сдержек и противовесов, сложившейся в период выборности региональных лидеров. Необходимость проводить политику адекватную ожиданиям своих избирателей вынуждала Р. Аушева добиваться большей независимости от Москвы, а дотационность бюджета была большой проблемой с этой точки зрения. Существует мнение, что Ингушетия обречена на финансовую зависимость от Москвы по объективным причинам. Успехи, которых добивался Аушев в борьбе с ней, однозначно опровергают это мнение. Например, в 2000 году уровень дотаций падал c 90 до 60%. Хотя М. Зязиков неоднократно выражал озабоченность дотационностью бюджета, но как изначально абсолютно зависимый от Москвы политик, не избранный своим народом и не пользующийся популярностью в обществе, на деле он не предпринимал ничего, а доля дотаций в бюджете только росла. Ошибочно считать, что непризнание ингушами российской власти основано на негативном историческом опыте взаимоотношений как, например, периодическое отделение территорий ингушей в пользу осетин с момента завоевания Россией, депортация в Сибирь в 1944 г. или этническая чистка ингушей в Северной Осетии в 1992 г. Фундаментальная причина в противоречии между принципом свободного общества, который исповедуется в традиционном праве ингушей и де-факто авторитарными принципами власти России. Это локальное выражение глобального столкновения ценностей демократии и авторитарных устоев. Приход нового главы, Ю. Евкурова, не приведет к адекватности и эффективности государственного управления Ингушетии. Существует много каналов участия общества в управлении государством, но даже вместе взятые они не могут заменить прямые выборы. Несмотря на подкупающе активное общение президента Евкурова с гражданами, оппозицией и правозащитниками, негативный сценарий остается наиболее вероятным. Этот регион более других потерял от отмены прямых выборов президента. Похоже, что Ю. Евкуров выбирает кем ему быть для Ингушетии: вторым Аушевым или первым Кадыровом. Но оба варианта не сулят ничего хорошего ни для него, ни для общества. Прежде, чем выбрать путь Аушева, ему следует понять, что такого пути в современных условиях, где общество лишено права выбирать власть, просто нет. Но настоящая опасность в попытке повторить опыт Р.Кадырова, президента Чечни, тем более, что со всех сторон слышатся голоса экспертов, считающих, что этот опыт будет востребован в Ингушетии. Сторонники этого взгляда почему-то считают аргументом в его пользу близость языков и многих национальных традиций ингушей и чеченцев. Других, действительно разумных аргументов пока никто не привел. Однако есть таковые против данного тезиса. Чеченцы боролись за независимость своего государства, а ингуши – за свободное общество и права личности. Опыт достижения независимости государства вооруженным путем, как в случае Чечни, обычно свидетельствует, что эти цели противоречат друг другу: независимость приводит к еще большей тирании, сменивших национальную принадлежность тиранов. С другой стороны, когда территория демонстрирует большие потребности в гражданских правах и свободах, чем метрополия, то независимость достигается мирным путем или малой кровью, а граждане получают возможность и далее продолжать развитие демократии в собственном государстве. Так было, например, в случаях с прибалтийскими республиками. Для победы над чеченским сепаратизмом России оказалось достаточно подменить одних тиранов другими: дать Кадырову свободу внутри Чечни, комично перефразировать лозунги сепаратистов, выделить финансовую помощь из федерального бюджета и народ, который остался все также бесправен, признал рокировку тиранов. Даже «идейные» сторонники сепаратизма, получившие убежище на Западе, один за другим стали признавать легитимность и восхвалять Кадырова, как добившегося искомой независимости. Когда населению Чечни стала очевидна ущербность идеи борьбы за независимость ради независимости местной власти от федеральной, идеология сепаратизма потеряла привлекательность. Непримиримые сменили лозунги на религиозные. Москва дала Зязикову не меньшую свободу в Ингушетии. Военная, моральная и финансовая поддержка ингушского президента Москвой была даже выше, чем в случае с Кадыровым. Но чем больше Зязиков отдалялся от общества, тем ниже падал его рейтинг. Его частые встречи с Путиным, которые по замыслу должны были стимулировать рейтинг Зязикова, сделали обоих объектами насмешек ингушей из-за неадекватности их обсуждений реальной ситуации. Беспредел силовиков и рост коррупции воспринимались как совершенно неприемлемые. Оппозиционный сайт Ингушетия.Ru стал наиболее востребованным источником информации. В последние годы М. Зязиков оказался в полной изоляции от общества. Таким образом в сущности проект в духе «чеченизации» уже тестировался в Ингушетии, но закончился полным провалом. Отметим, что на кадыровскую роль подбирались несколько кандидатов параллельно. Но «кастинг» провалился: кто-то не решился проявить жестокость, которую требовала данная роль; более решительные напоролись на ответную жестокость, ставшую для многих из них фатальной. Несмотря на обоснованность пессимизма, все-таки существует гипотетическая возможность, что президент Евкуров мыслит достаточно свободно, сможет проанализировать ситуацию в целом, без ссылок на «плохих и хороших парней» и понять, что каждый занимает то место, которое ему определяет общая логика. Правильная стратегия для него – это не пытаться сыграть свою роль лучше, чем предшественник, а изменить ее саму по себе, ведь демократическая поддержка общества даст ему гораздо больше устойчивости и легитимности, чем поддержка Кремля.