Дауд Осмиев родился в Казахстане в 1945 году, уже без вины виноватый с клеймом «враг народа». Помнить, разумеется, день высылки, дорогу смерти и тяжёлые испытания в первые годы выселения он, конечно же, не может. Но он делится с нами воспоминаниями отца, известного ингушского писателя Хамзата Осмиева, дополняя их собственными историями.

— Отец работал в 30-х годах в редакции газеты «Сердало», которая располагалась во Владикавказе на улице Горького, в подвальном помещении, а на втором этаже он жил на квартире. А перед высылкой был завучем в педучилище в селении Редант. Семья жила в Кантышево, куда они и вернулись после депортации, где и похоронен отец в январе 1981 года.

Мама часто рассказывала, что накануне высылки отец вернулся с работы подавленный и расстроенный. Она готовила ужин и попросила его наколоть дрова. «Возьми вон колья из забора, выламывай и топи, сколько надо, — сказал он обречённо, — он нам больше не понадобится. Завтра нас выселяют».

Скорее земля и небо сойдутся друг с другом, прежде чем вы увидите вновь Кавказские горы...
Отец рассказывал другую историю, более печальную, связанную с выселением, вернее с тем, как и кто её сообщил партийным ингушским работникам в обкоме партии в Грозном. Он рассказывал это из уст очевидца, своего друга Тархана Кулбужева, который там работал в те годы.

Кабулов, был такой активный организатор сталинских репрессий, заместитель Берия, накануне высылки собрал партийных работников в актовом зале и предъявил им гнусное обвинение в измене Родине, после чего объявил о высылке. Говорил он цинично, чванно растягивая слова, медленно расхаживая из угла в угол, пренебрежительно озирая присутствующих.

До самой смерти отец вспоминал эти слова с болью в сердце. «Вы — чеченцы и ингуши — враги советской власти, — говорил он, — выселяетесь без права на возвращение. И скорее земля и небо сойдутся друг с другом, прежде чем вы увидите вновь Кавказские горы».

«Вот так вот звучал приговор о лишении нас родины, — повторял отец часто, — приговор, который был страшнее смерти». Но, как видите, мы вернулись на Кавказ, хотя полной реабилитации добиться не можем по сей день.

Отец также рассказывал, как в нашем селе Кантышево, за месяц до депортации, власти построили мост на железнодорожный переезд через реку Камбилеевку. Для этой цели разобрали единственную в селе школу — балки и разный строительный материал пошёл на выкладку моста. Люди тогда ещё недоумевали, зачем он им нужен ценой разрушения единственной сельской школы? А потом оказалось, что часть жителей села повезли в 44-ом как раз по этому мосту.

О дороге смерти в годы депортации сказано и написано много. Это и голод, и холод, и трупы, выбрасываемые на станциях из вагонов, иные — наспех захороненные в снегу, расстрелы по любому поводу, издевательства. И у каждого своя история, полная горя и страданий. Была она и у отца.

С ними в вагоне ехал Магомед Иссаевич Арчаков — парень такого крепкого телосложения, достойный и благородный, с обострённым чувством справедливости. Ему было лет тридцать. Он пожаловался начальнику конвоя на то, что люди едут впроголодь, а солдаты обрезают продовольственные пайки. В ответ на это начальник приказал его расстрелять. Причём сделал он это показательно, перед всем составом, специально, чтобы другим впредь неповадно было жаловаться. Окровавленное тело осталось лежать на белом снегу. Родственникам не разрешили даже присыпать его снегом.

Наша семья попала в Северный Казахстан, в город Петропавловск. Оттуда на санях, застеленных соломой, их везли сто километров, в тридцатиградусный мороз, в село Волошино Ленинского района. За отцом сюда потянулась вся его родня — и со стороны отца, и со стороны матери, дочери известного богослова Навруза Евкурова, который умер еще до выселения. «Хамзат образованный, — говорили они, — с ним будет надёжнее, он не оставит нас в беде».

В то время ещё разрешалось переезжать из села в село. Это потом поставили заслон и ограничения на любые передвижения дальше, чем на два километра. И вот если на момент их поселения в селе Волошино было две улицы, то уже весной появилась третья, на которой жили Осмиевы и Чумаковы (Евкуровы).

Отец помогал всем, и не только родственникам. Его уважали и ценили односельчане, среди которых были представители разных национальностей. Люди были доброжелательны друг к другу, за исключением власть имущих.

Вот, например хозяйка нашей квартиры Милана делилась последним куском хлеба. Мы с ней ещё долго дружили, переписывались по возвращении на родину. В школе у нас была учительница — немка Анжела Майнафт. Её заботы и внимания хватало всем ссыльным детям. Была и Галя Перипенко, соседка. Постоянно что-то да принесёт нам. Как-то даже мешок муки дала. А маме неудобно. «Да что ты, Мадина, — говорила она, — семья-то ведь у тебя большая».

Хорошие воспоминания у нас остались о соседях. Как-то в начале 20-х наш односельчанин был в Северном Казахстане и встретил бывшего ученика отца. Он очень тепло отзывался о нём и вообще об ингушах и передал нашей семье самые тёплые пожелания.

Источник:газета Ингушетия