О скромном, любившем оставаться в тени генерал-майоре ВДВ, Герое России Юнус-Беке Евкурове многие могли и не узнать. Ну разве что из учебников по истории в разделе о событиях на Балканах в 1999-м, когда сводный батальон Воздушно-десантных войск сделал марш-бросок на косовскую Приштину. Командовал операцией Евкуров. За что потом и получил Золотую Звезду Героя. А в 2008-м Родина звонком из Кремля снова призвала генерала. На сей раз командовать не то что спецоперацией, а целым регионом, да еще каким — одним из самых отсталых и депрессивных. Так Юнус-Бек Баматгиреевич занял кресло главы Республики Ингушетия, которая за 4,5 года его правления и впрямь стала неузнаваемой.Во вторник боевой генерал разменял шестой десяток, но о покое и не думает — готовится баллотироваться на второй срок. Накануне юбилея мы встретились с Евкуровым и поговорили обо всем.

— Юнус-Бек Баматгиреевич, для вас 50 лет — много или мало, рубеж или вообще незначительная дата?

— Я задумываюсь над этим: что для меня 50 лет? Конечно, это оценка моей жизни. Потому что прожита, может, большая часть жизни, может, ее половина — не знаю, сколько мне суждено. Но однозначно это время осмыслить, нормально я эту жизнь прожил или нет, и дать себе оценку. Философская нотка, не скрою, присутствует.

— Вы какую оценку себе ставите?

— Было бы глупо сказать, что жизнь не удалась. Удалась! Но не оттого что я глава республики, а оттого что я считаю, что прожил достойно. И в первую очередь я не подвел своих родителей. У всех родителей есть надежды на детей. Но, поверьте, у моего отца не было ожиданий, чтобы я был Героем России, генералом или вообще военным. Мама с папой просто хотели видеть меня и моих братьев с сестрами нормальными людьми. Вот эти их надежды я оправдал, мне не стыдно жить. И конечно, не менее важно, что я обрел любимую профессию, став офицером и защитником Родины. С этой задачей я, считаю, справился за годы службы. Сейчас вот судьба дала мне такой шанс — руководить целым регионом, своей малой родиной. И на этом месте, я думаю, я тоже свою страну не подвожу и стараюсь делать все с пользой. Хотя критики, разумеется, есть, без них никуда.

— В армии поставлена задача — и понятно, кто враг. В политике же идет зачастую подковерная борьба. Вам тяжело было переключиться? И где все-таки проще?

— Бесспорно, в армии было легче. Там все жили по уставу, все разложено по полочкам: распорядок дня, план действий. А если война, то ты знаешь, где враги, а где свои. Хотя в разведке, конечно, есть свои тараканы — свой среди чужих, чужой среди своих. Но ты ориентируешься и все понимаешь. На гражданке совершенно другая история. Здесь все свои. Даже бандит свой. Сколько дискуссий шло про семьи боевиков. А я всегда говорил: это граждане Российской Федерации, жители Ингушетии. Да, он сам где-то бегает по лесам и воюет, а его родители получают пенсию, дети его ходят в садик, потом в школу. Они не в резервации находятся. В чем их вина, что их родственник ушел не в ту сторону? Наша задача — помочь им и вытащить его оттуда.

Проблем куча, которые нужно решать. Проблемы эти устоявшиеся, «зацементированные». И в этом случае очень важно поступать не по-армейски, не по приказу. Это здесь не проходит. Разница колоссальная между армией и политикой. Политические дрязги бывают довольно серьезные. Есть оппозиция, с которой нужно общаться и к которой необходимо прислушиваться. Хотя зачастую видишь, какие она использует грязные технологии, провокации. Но нет ни времени, ни необходимости что-то им доказывать. В одном месте доказал, что ты не верблюд, придется в других местах доказывать то же самое постоянно. В политике, на мой взгляд, надо быть оптимистом, не хандрить, что кто-то тебя раскритиковал, а просто спокойно делать свою работу, учитывая, что все так называемые оппозиционеры всегда будут. И конечно, не болеть звездной болезнью, что ты так много уже сделал.

— А вы сталкивались в армии и в жизни с предательством?

— Неоднократно. Сейчас особенно часто. Бывает, совсем явно не хочешь увольнять человека, который не справляется, думаешь: сам должен понять и тихо уйти, спрятаться, а он пытается заскочить в оппозицию, там показать, что его увольняют из-за того, что он великий политик. Но я бы не назвал это предательством, это подлый поступок. В армии не у меня лично, но на моих глазах было три-четыре момента, когда предавали своих боевых товарищей.

— Вы получили Золотую Звезду Героя России за марш-бросок на Приштину. Часто вспоминаете?

— Нет времени часто вспоминать. Мне об этом напоминают к очередной годовщине. В основном журналисты. А так я этим не живу. Может, когда на пенсию уйду, озадачусь мемуарами. Пока не до того. И времени нет, и необходимости. Что здесь такого? Была задача, мы ее выполнили. Защита Родины — обычная работа, за которую мы получаем зарплату. Кто-то выполняет ее качественно и в срок, кто-то — хуже. Вот и вся история.

«С трудом сдерживаю себя, чтобы в праздник не выйти на работу»

— Вы обмолвились о пенсии… Легенды ходят о том, когда вы уходите с работы. Да и в армии круглые сутки рука на пульсе. Не хочется когда-нибудь расслабиться, пожить для себя?

— У меня насыщенный режим работы, это правда. Но я не чувствую усталости. Может, я, наоборот, больше устану, если буду больше отдыхать? Нет у меня такого — на покой уйти, выходные взять. Когда в праздники все отдыхают, а мне уже не терпится на работу, я с трудом сдерживаю себя, думаю: ну зачем я другим буду праздник портить, пускай отдыхают. Есть много дел, а времени не хватает. Поэтому я и рвусь на работу. Но дети подрастают, их надо чему-то учить, общаться с ними, они скучают по отцу, поэтому одергиваю себя. В отпуск я не рвусь. Не то что на месяц, а даже на неделю. Нет у меня потребности в море, песке, ананасах. Мне в Ингушетии хорошо как нигде.

— Вся страна пережила шок, когда подорвали ваш автомобиль в 2009 году и вас буквально по частям собирали в госпитале Вишневского в Москве. Как сейчас себя чувствуете?

— Нет никаких проблем со здоровьем, я полностью восстановился. Выполняю все физические упражнения, которые делал раньше. Диагноз — здоров и годен к службе в ВДВ. С парашютом прыгаю, как вы знаете. Это не самоцель, это желание, очень нравится прыгать.
— День десантника как-то особо отмечаете? В фонтане никогда не купались?

— Это святой праздник. И то, что некоторые и дерутся, и выпивают, и в фонтан лезут — это можно даже простить. Потому что это дух ВДВ. Десантники — те ребята, на которых воспитываются и в патриотическом, и в духовном плане молодые пацаны. Глядя на это братство в голубых беретах, многие стремятся попасть в ВДВ. Но я ответственно заявляю, что в День ВДВ в фонтане не купаюсь, бутылки о голову не бью, веду себя степенно. В этом году на 2 августа хотим в республике провести ряд культурных и спортивных мероприятий, посвященных десанту.

— Вы как-то сказали, что не выпивали ни разу в жизни. Как же вы в армии, да еще участвуя в таких спецоперациях, не выпили фронтовые сто грамм?

— То есть вы хотите сказать, что в армии все пьют? Не все, не всегда и не везде. В тех войсках, где я служил, очень серьезное отношение к этим вещам. И на войнах я бывал, водку там никто в себя не вливал. Да, бывали, конечно, моменты, в семье не без урода… Но непьющих офицеров на порядок больше, чем пьющих. Я помню, как мы возвращались с боевых задач: по стопочке поднимут в память о погибшем товарище, и все. Нагрузки такие были, что не до того. И так голова дурная была от всего, не хватало еще ее водкой заливать. Фронтовые сто грамм — это в песнях. Да и давали их в медицинских целях, чтобы инфекция не распространилась. Смелости от водки не прибавится, хоть бутылку выпей.

— Не так давно осудили террориста по кличке Магас, который в том числе участвовал и в подрыве вашего автомобиля в 2009 году. Вы лично присутствовали на суде в Ростове и давали показания. Скажите, сегодня все участники того теракта понесли наказание?

— Все, кроме одного, самого главного, который давал команду и утверждал этот преступный план, — Доку Умарова. Он лично отдавал приказ.

— Поймать его вообще реально? Складывается ощущение, что он неуловим.

— Реально. Так же говорили в свое время про Хаттаба, про Басаева. Дело времени. Это не говорит о том, что спецслужбы не работают. Наоборот, работают активно, за последние годы много сделано в борьбе с бандподпольем. Но процесс это долгий. Найдут, никуда он не денется.

— Угрозы Умарова устроить теракты во время Олимпиады насколько серьезны, на ваш взгляд?

— Мне кажется, что его обращения с угрозами — это больше обращение к тем, кто сейчас сдается, он пытается вдохновить оставшихся. В одной только Ингушетии за последний месяц сдались пятеро боевиков, которые по 7–8 лет находились в розыске. И в соседних республиках то же самое. Потому что, я повторюсь, спецслужбы серьезно работают в регионе, и в частности по обеспечению безопасности на Олимпийских играх.

«Мне казалось, что людей уровня главы региона где-то в отдельном месте выращивают»

— Когда в 2008-м президент Дмитрий Медведев внес вашу кандидатуру на пост главы республики, это для вас было неожиданностью?

— Тогда я этого вообще не ожидал. Почему я и кто я вообще такой? Мне казалось, что людей уровня главы региона где-то в отдельном месте выращивают. Но оказалось, что и я могу, раз президент предложил. Сейчас, когда я баллотируюсь на второй срок, это уже абсолютно осознанный шаг. Я четко понимаю, что мы делаем всей командой, вижу, чего уже добились, с одной стороны. А с другой — наблюдаю, кто опять стремится к власти. Не в том плане, что если я сейчас уйду, то придут на мое место недееспособные и республика откатится на год назад. Нет. Но много есть вещей незавершенных, которые я начал в Ингушетии, целый пласт работы, с которым невозможно справиться за один срок. К тому же я не раз говорил, что фактически мы работаем 2,5 года. Потому что 2009–2010 годы провели в постоянной борьбе с бандподпольем, все силы на это бросили. И я уверен, что, если я останусь главой на второй срок, мы за будущие пять лет сделаем так, что республика будет выглядеть совершенно по-другому.

— Месяц назад был опубликован рейтинг безопасности регионов СКФО, где Ингушетия и Ставропольский край поделили первую строчку. Хотя еще пять лет назад такое даже представить себе трудно было. Считаете своей главной заслугой то, что в Ингушетии теперь можно спокойно выйти на улицу?

— Нет, это не моя заслуга, это заслуга народа и органов правопорядка. Да, понятно, что я руковожу, обеспечиваю. Но главное делает само население. Сегодня в день бывает порядка десяти обращений граждан об обнаруженных подозрительных предметах, раньше этого не было. Раньше у людей даже возможности не было обратиться. Сейчас мы все организовали. И люди стали очень бдительными, им самим в первую очередь нужен покой. А насчет первого места в рейтинге — я бы опустился на землю. Сегодня так, но любой обстрел откинет тебя и на третье, и на пятое место.

— Юнус-Бек Баматгиреевич, чуть больше месяца осталось до дня голосования. В республике прямых выборов не будет, проголосует парламент. А вот поддержку народа вы чувствуете?

— Чувствую. Кто бы что ни говорил и ни писал. Я тоже могу сейчас сесть и закинуть в Интернет рейтинг, что меня якобы 99 процентов населения поддерживает. Сказки все рассказывать могут. Но я очень ценю ту реальную поддержку, которая есть на сегодняшний день. Если это сорок процентов, то это честно. А те, к примеру, шестьдесят, которые не поддерживают, они не боятся мне об этом говорить. Пусть все говорят открыто о своей позиции. А не так чтобы лицемерили, а потом чуть споткнусь — так меня сразу сожрут. Если приводить какие-то официальные цифры опросов, то, по последним данным, за меня проголосует чуть больше 50 процентов. Но я встречаюсь и общаюсь с людьми, в лагере моих сторонников прибывает. Главным образом по той причине, что они видят конкретные результаты работы. Я хочу, чтобы народ мне доверял. Мне не нужны рейтинги 99,9 процента. Это уже не доверие, а управляемый процесс.

— Еще полгода назад вокруг будущих выборов витала интрига. Вашими возможными главными оппонентами называли двух прошлых президентов Ингушетии — Руслана Аушева и Мурата Зязикова. Вы их считали серьезными соперниками?

— Я бы их не назвал главными претендентами. Хотя бы потому, что за те четыре с половиной года, что я руковожу республикой, я не видел от них никакой помощи — ни для себя, ни для Ингушетии. А они обязаны помогать. Даже покоясь на кладбище, они будут оставаться в истории главами республики. Это первое. А второе — у меня есть твердое убеждение, что, если один раз ушел, возвращаться не надо. Как бы они сами того ни хотели, сколько бы подписей за них люди ни собрали. Надеюсь, что я когда-нибудь поступлю так же, как говорю. Можно и не будучи главой вносить свою лепту и все делать для республики. Убежден в этом.

— Вопрос на засыпку. Ингуши и чеченцы — два братских народа. Об уважении на Кавказе к старшим все прекрасно знают. В связи с этим нам в Москве совершенно непонятно, почему глава братской Чечни Рамзан Кадыров позволяет себе порой просто оскорбительные высказывания в ваш адрес?

— Я всегда воздерживаюсь от обсуждения глав регионов, если для этого нет повода. У меня есть телефон, и если надо, я позвоню и скажу то, что хочу сказать. И сейчас тоже буду придерживаться этого правила. Не буду в СМИ говорить почему. Этот вопрос надо задать ему. Хотя я сам понимаю и знаю. Это одно. А второе — очень важно, кто приносит тебе информацию. Я не хочу ничего сказать про окружение Рамзана, может, там святые все, но открою секрет, что ко мне пытались многие подойти — рассказать и про Рамзана Кадырова, и про других глав, что и где они обо мне говорили. Но я сразу же пресекал. Всегда подобным «гонцам» отвечаю: твой уровень во-от там, на восьмой полке, поэтому садись туда и знай свое место. А если раз послушаешь, второй, то действительно начнешь думать, что так оно и есть. То, что мы с Рамзаном сегодня не общаемся, плохо не для нас двоих, а для наших братских народов. Не должны мы, главы, такого допускать. И по отношению к руководству страны это неправильно. Екатерина Петухова