О потере духовности в погоне за пресловутым достатком Маршрутное такси — это своего рода небольшая аудитория, где можно послушать умные советы, поучиться на чужих ошибках или получить наставления, если же, конечно, прислушиваться и извлекать что-то полезное из того, что обычно пытаются донести до нас случайные знакомые, рассказывая о своём наболевшем.

В салоне было всего несколько женщин. На боковом сиденье женщина, утирая слёзы платочком, привлекала к себе внимание. Рядом сидящая пассажирка попробовала её успокоить и как бы ненавязчиво спросила: «У вас какое-то горе?» Она словно ждала, что её спросят, и как-то так сразу вступила в разговор: — Вот скажите мне, пожалуйста, может быть я не права, или ничего уже не понимаю в этой жизни, — начала она свой рассказ. — Жаль, что приходится выговариваться чужим людям, а не близким. Ну как так можно поступать с матерью? Или я в чём-то не разбираюсь? Вырастила дочь, выдала её замуж. Поначалу она перебиралась с трудом, были у неё проблемы, но сегодня вроде устроилась неплохо. Сама я живу не богато, но ни в чём не нуждаюсь. Решила навестить дочь и внука, они на каникулы зимние приехали домой, живут далеко. Купила я на рынке, ну точнее в рядах, внуку одежду. Ну, подобрала, как умела, как могла. А она, как завидела их, говорит мне: «Уффай, ма-а-а! Лучше бы ты свои деньги на эту ерунду не тратила». Ну, стало мне обидно очень, однако постаралась сделать вид, что не заметила её возмущения. Посидели, поговорили, и вот собралась уходить, а она мне вещи суёт обратно в сумку и говорит: «Что я с ними буду делать? Их позор показать кому-то, а о том, что надену их на ребёнка, и речи быть не может. Лучше сдай обратно той, у кого купила, деньги тебе пригодятся». Я промолчала, взяла, иду, а сама думаю: «Ну как такое можно говорить матери?» Быть может, и не самое лучшее качество у этих вещей, но ведь я старалась, и внук вроде обрадовался. Вот сижу теперь и плачу тут перед вами. Я-то сдавать обратно их не буду, — говорит она, — отдам кому-нибудь, кто обрадуется и, может, даже «спасибо» скажет. Но вот не пойму одно, почему она мне это сказала? Вроде воспитывала я её правильно, и вещами никогда не баловала. А вот теперь, видите ли, её родственники и муж, как она мне говорит, одеваются в изысканные вещи. Значит, показать простые вещи и одеваться в них — позор, а вот сказать такое не позор. Стыдно-то за что должно быть? Тут в разговор вступились женщины, одна за другой озвучивая своё возмущение по этому поводу. — Значит, ей их мнение важнее. А вообще с детства надо было по губам давать, — говорит одна, — не посмела бы матери такое говорить. — Ну, послала бы её ко всем чертям, — вступает другая советчица. — Стала бы я из-за этого расстраиваться. Видимо, сытно твоя дочь живёт, коли с матерью так разговаривает. — А по-моему, вы всё драматизируете, — в разговор вступила женщина средних лет, на вид вполне ухоженная дама, — просто сегодня кабы что не наденешь на детей. Она, быть может, и права. Ну, сказала она вам открыто, как своей матери, не чужому ведь человеку. А вы тут балаган по этому поводу устроили. — Да не в вещах вовсе дело, — говорит тут женщина, — да и плачу я не из-за того, что она их наденет или нет. Я говорю о пренебрежении ко мне, не только как к матери, а как к взрослому человеку. Ведь было время, я ей помогала, поддерживала материально, как могла. А вот теперь получается, что копейка появилась, и забыла она даже про этикет, про то, что можно и что нельзя говорить. Я всё думаю, когда же было лучше, когда она жила в нужде или сейчас, когда она в достатке? Ведь все мы матери, у каждого из нас есть дети. Все мы печёмся об их благополучии, которое, как ни крути, всё же видим в материальном достатке. И вот только когда он уже есть, мы начинаем понимать, как они несчастны и сколько потеряли. Она даже не подумала, что могла их просто взять и отдать другому, вовсе не показывать никому и никогда не надевать. Просто из-за приличия взять, поблагодарить, а там хоть выбросить. Я ведь выбирала их по своему вкусу, сходила на рынок, потеряла время и средства, но делала это всё с душой. А тут душу-то как раз и не заметили. И слёзы мои не столько от обиды, мне больно и страшно за будущее наших детей, за потерю духовности, в погоне за этим пресловутым достатком. И всё же думается: «Так стыдно за что?».

«Ингушетия»