- Многие считают, что коррупция в Ингушетии расцвела при президенте Мурате Зязикове. Как вы оцениваете работу вашего предшественника?Не соглашусь с таким утверждением. Не соглашусь, что при Зязикове, не соглашусь, что при Аушеве. На Кавказе, да и в Средней Азии коррупция была даже при советской власти: к сожалению, это очень устойчивое явление. Причем тогда проворачивали такие дела, которые сегодняшним ворам и не снились! Вопрос состоит в другом: можно признавать, что это есть, а можно делать вид, что этого нет. Я сегодня это признаю и стараюсь с этим бороться. А если я не буду признавать, что эта проблема есть, как я с ней буду бороться? Что касается Зязикова, есть разные оценки деятельности Мурата Магомедовича. Сегодня я, президент республики, говорю, что нет такого понятия - "бывший президент республики". И Мурат Магомедович, и Руслан Султанович (Аушев. - "Профиль") - президенты республики. И сейчас, сидя в этом кресле, мне наговаривать на них и негативно оценивать их работу неэтично, не с руки. Есть кому оценивать нас на наших должностях - пусть они и оценивают.

- Следствие по поводу убийства главного редактора оппозиционного сайта "Ингушетия.ру" Магомеда Евлоева пришло к выводу, что политической составляющей в этом преступлении не было. А вы считаете это убийство политическим?

- Родственники Евлоева не согласны с решением суда, давшего условные сроки виновным в этом преступлении. Они будут оспаривать это решение в высших судебных инстанциях. И это их право. Правоохранительные органы и суд говорят о том, что имело место неосторожное обращение с оружием. И мы должны с этим считаться. Мое же мнение заключается в том, что, конечно, это политическое убийство. Почему? Да потому, что человек активно занимался общественной деятельностью, его имя было на слуху, и он явно мешал власти. Я не буду говорить о том, прав был Магомед или не прав, но он явно мешал власти. Но при этом я уверен в том, что никто не собирался сажать его в "уазик" и там убивать. Скорее всего, то, что произошло уже внутри "уазика", действительно чистая случайность. Даже круглый идиот не догадался бы так поступить: на глазах у многих людей посадить человека в "уазик", а потом убить. Не такой он был охраняемый человек, чтобы его нельзя было "достать" в любых других условиях…

- Как вы объясняете недавнее обострение ситуации на Северном Кавказе?

- У каждого региона есть свои руководители, поэтому я скажу только об Ингушетии. Во-первых, проводя совместные с чеченской милицией мероприятия, мы начали активно теснить бандитов. Но, проводя мероприятия в горно-лесистой местности, мы упустили из виду равнину. С этим я связываю летнее обострение обстановки в Ингушетии. Во-вторых, мировая практика показывает, что активизация подполья происходит именно в весенне-летний период - тепло, много зелени, больше возможностей. Плюс я думаю, что международные террористы максимально хотели показать всему миру - особенно после известных событий в Южной Осетии, - что Северный Кавказ неустойчив и что там можно взять реванш.

- Как вы относитесь к идее объединения Чечни и Ингушетии в один субъект Федерации?

- Отрицательно. Я это совершенно не приемлю. История уже дала ответ на этот вопрос: нужно делать выводы из этого и не повторять прежних ошибок. Думаю, народ меня в этом поддержит.

- Какие отношения у вас складываются с Рамзаном Кадыровым? Некоторые считают, что с его стороны есть некоторая ревность по отношению к вам: еще один Герой России появился на Кавказе…

- Не думаю, что это так. Рамзан делает свое дело у себя в республике, я - у себя. И мы находим общий язык, чтобы делать общее дело в борьбе с терроризмом.

- А вы бы хотели сформировать в Ингушетии такую же модель управления, какая сложилась сегодня в Чечне?

- Я не считаю, что я согласен с моделью управления Чеченской Республикой. Также думаю, что Рамзан не согласен с моделью управления Республикой Ингушетия…

- Он как-то сказал, что считает, что вам следовало бы действовать жестче…

- Это его право считать так, как он считает: мы по этому поводу с ним уже говорили. Вопрос в другом: я не списываю модель управления республикой с той модели, которая существует у Рамзана. А строю свою модель, исходя и из своего опыта, и отчасти из опыта других регионов - и Чечни, и других соседних республик, и регионов Центральной России...

- После покушения на вас вы что-то пересмотрели в своей жизни?

- Какие-то вещи пересмотрел. Начиная с завещания…

- В каком смысле? Переписали завещание на других людей?

- Нет! (Смеется.) Там переписывать особо нечего. Просто внес некоторые указания в соответствии с канонами ислама и ингушскими традициями, чтобы после меня не осталось каких-то неурегулированных проблем. А в плане работы… Стал более пристально присматриваться к тем людям, которые меня окружают, - кто и как себя ведет.

- Как изменилась ваша частная жизнь и жизнь вашей семьи после того покушения?

- Особо никак - мы как жили, так и живем. Конечно, по-другому стали решаться вопросы охраны и передвижения. Хотя меня и до покушения охраняли очень хорошо. И вины охраны, как некоторые пытались это преподнести, в том, что произошло, не было никакой. Тут была чисто моя вина: мне казалось, что охрана не должна создавать неудобств людям, чтобы она была на скромном уровне. Теперь, конечно, понимаю, что три машины в кортеже президента - это не дело. Сейчас все изменилось.

- Где вы проводите больше времени: в Москве или в Ингушетии?

- В Ингушетии.

- Семью оттуда не стали вывозить?

- Нет, семья со мной.

- Вы не жалеете, что ввязались в эту опасную историю?

- У меня вся жизнь - в трудностях и опасностях. Не могу сказать, что предыдущая моя работа была сопряжена с меньшим риском для жизни. Скорее, наоборот. И нисколько не жалею и не жалел бы, если было бы еще в сто крат тяжелее.

Журнал «ПРОФИЛЬ»

№40, 2 ноября 2009 года