Главная Стартовой Избранное Карта Сообщение
Вы гость вход | регистрация 28 / 03 / 2024 Время Московское: 6852 Человек (а) в сети
 

Люди забывают

Люди забывают. Многое. Важное. Но лишь для того, чтобы однажды вспомнить с болью сожаления и, пожалуй, раскаяния. И даже если слишком поздно для одного, то еще не поздно для другого.
Этот рассказ в далеком прошлом присылал мне один очень хороший человек. Чистый и чуткий. Спасибо ему.
Прочтите. Такие рассказы надо читать всем - от мала до велика.
----------------------

САИД ЧАХКИЕВ
КРОШКИ ХЛЕБА
Рассказ
"Старость - это хорошо. Это - почет, покой, мудрость. Но состариться одиноким - большое несчастье", - что ни день слышит Маржан от соседки-ровесницы. У самой-то соседки, у Сакинат, в доме всегда шум-гам, вечно кто-то возится во дворе, копается в огороде, дети бегают туда-сюда, калитка хлопает без конца. Но не от вредности так говорит соседушка, ведь нет же, не злая вовсе, не плохая она. Просто характер такой: говорить всем правду в глаза. Вот за это-то и недолюбливают в селе Сакинат. Одна Маржан не обижается, всегда рада говорушке: прилетит, как сорока, новостей на хвосте принесет, и глядишь, скрасит долгий одинокий вечер. Сама-то Маржан теперь никуда не ходит, только корову отгонит в стадо, да иной раз до магазина доковыляет.

Сегодня что-то Сакинат уже с утра принарядилась в гости: вон, мелькает ее синяя косынка и яркая не по возрасту желтая шерстяная кофта. Маржан поспешила закончить работу, быстро домела двор.

- Что это ты раздымилась тут, как паровоз?! - Вместо приветствия закричала Сакинат еще от калитки. - Гляди, подняла пыль до небес!

Такая уж у нее привычка - кричать на все село!

К этому Маржан давно привыкла. Пусть! А вот где Сакинат увидела пыль - непонятно, ведь сначала Маржан как следует водой с веника окропила весь двор. Какая тут пыль! Нет, что ни говори, вздорный характер у Сакинат! Никак не остепенится с возрастом...

- Была бы сноха хорошая, приезжала бы к тебе каждый выходной, - подбоченясь посреди двора, завела свою любимую песню Сакинат.

- Разве дело старухе махать метлой, когда есть живая родня? Знаешь, что говаривали наши отцы?

- Да знаю, знаю, - добродушно смеясь, остановила ее Маржан. - Старость - это почет, покой, мудрость, но состариться одиноким - большое несчастье. Верно? Только зря ты мне твердишь одно и то же. Я вовсе не одинокая: у меня и сын есть, и внук, и сноха!

- Ну и где же они?! - лихо вскинулась Сакинат, всем телом круто поворачиваясь в разные стороны. - Где?! Может, там в доме? Обед готовят? Или в огороде? Грядки поливают? Картошку окучивают? Нет! - Она широко развела руками и торжествующе подтвердила. - Нигде нет!

- Что-то уж больно тебя беспокоит моя семья! - теперь уже недовольно сдвинула брови Маржан.

- Да за твою семью я бы слова не сказала, шагу не шагнула! - рассердилась Сакинат. - За тебя беспокоюсь! Я же вижу, как ты тоскуешь по ним. Чуть суббота - так и порядок наводишь, все ждешь, словно невеста: вот приедут, вот, наконец, приедут! Не так, что ли?

- Ох, не знаю, Сакинат, - горестно вздохнула Маржан. - Сердце болит, не случилось ли чего? Ведь третий месяц нет от них вестей! Может с сыном что, а может внучек разболелся...

- Ни с кем там ничего не случилось, не волнуйся! - сердито отмахнулась Сакинат.- Не в лесу живут, в большом городе. Если и заболеет кто - в доме телефон. Позвонил - и врачи тут как тут. Да не такие, как наши сельские, а все ученые, профессора. Ты бы лучше о себе заботилась, а не трепала нервы из-за них.

- Да это ж дети мои! Ну, что ты говоришь, Сакинат!? Как будто сама не переживаешь за своих!

- За младшего - да. Потому что он в армии,

- всем своим видом и тоном Сакинат давала понять Маржан, что очень недовольна ее ответом.

- А за других с какой стати мне волноваться?

Маржан задумчиво помолчала. И в самом деле: дети Сакинат при ней. Старший сын с семьей живет в родительском доме, средний, неженатый, тоже. И дочка замужем в своем селе, видятся что ни день. Младшенький, тот в армии, но зато пишет каждую неделю. Чего же волноваться Сакинат? Вот потому и не понять ей никогда сердце Маржан.

- Ладно, идем в дом, чаю попьем, - миролюбиво пригласила она гостью.

- Нет, пей сама. Некогда мне рассиживаться. На угощение в другой раз приду. Я сейчас к тебе с приятной вестью прибежала.

- Ой, и не говоришь! - Маржан с надеждой заглянула в глаза Сакинат. - Что за весть? Откуда?

- Вададай! - усмехнулась Сакинат. - Ну вот, еще не знаешь что, а уже обрадовалась! Сын твой дорогой, любимый едет. Сегодня прибудет.

- Да ты-то откуда это узнала? Кто тебе сказал? - отступила на шаг Маржан, не зная, верить соседке или нет.

- Не беспокойся, не придумала! - Сакинат

обидчиво поджала губы. - Умар вернулся из города, сын Али. Видел твоего Аслана, а тот сказал ему, что собирается приехать в субботу. Сегодня, значит. Умар говорит, все о тебе расспрашивал: что ты да как?

- Чего обо мне беспокоиться? - Как ни старалась сдерживаться Маржан, а радостная улыбка заиграла на ее лице. - Я дома. У меня все в порядке. - И вдруг всплеснула руками. - Ой, я же ничего не успею! Надо скорее угощение готовить!

- Может, помочь тебе чем? - спросила Сакинат. - Хочешь, я сейчас сноху свою пришлю.

- Нет! - Маржан испугалась, что у нее отнимут радость подготовки к долгожданной встрече. - Нет, нет, спасибо тебе, я все сама сделаю, - и, подхватив рукой подол длинной юбки, совсем по-молодому быстро взошла на крыльцо.

- Ну, вы посмотрите! - благодушно рассмеялась Сакинат. - Преобразилась, как невеста! - и, захлопывая калитку, крикнула: - Ну, если все-таки не справишься одна, зови!

А Маржан уже металась по дому: то к плите, то к венику, то к тряпке. Мигом навела порядок. Поставила на огонь воду и поспешила в сарай. Зазвала туда кур, индеек, насыпала им кукурузы и сноровисто изловила в мешок самого жирного индюка и трех пеструшек. С мешком через плечо отправилась к Сакинат просить кого-нибудь из мужчин забить птиц.

Дома, обдав тушки кипятком, Маржан ловко ощипала их, выпотрошила, промыла и опустила в чугуны: индюка в один, кур в другой. Для Розы и маленького Султана надо бы испечь еще и чяпилги. Роза любит с сыром, а Султанчик - с картошкой. Пока варится картофель, можно накрошить в миску сыр и замесить тесто. И чеснок почистить и истолочь как раз успеется для соуса-берха. И точно: только руки вымыла от чеснока, а тут и картошка готова. До чего же хороша: белая, рассыпчатая, душистая! Надо потом, при отъезде, не забыть насыпать детям в багажник! В городе, на базаре, разве купишь такую?

Руки Маржан так и мелькали в привычной работе. Все ладилось у нее: и тесто раскатывалось тонко, и чяпилги румянились, как надо, и быстро росла их гора на тарелке.

Все! Теперь осталось только самой приодеться.

Маржан сняла поношенное повседневное платье и вытащила из сундука новое, своими руками сшитое из шелка, привезенного ей снохой в прошлом году. Ткань, если сказать по совести, была ей вовсе неподходящая - голубая, да еще и в белый горох. Увидят люди - засмеют. Но уж так хотелось порадовать Аслана с Розой, показать, что подарком их не пренебрегла.

И платок очень кстати к этому платью. Сколько лет, а все новехонький. Тоже Аслан подарил. В том году, когда заканчивал институт. Денег у него было мало, но подарки матери всякий раз привозил из города. Хороший сын у нее, очень хороший!

Маржан присела у окна и тихонько запела. Песню эту она слышала еще от своей матери, в детстве, и пела ее всегда, когда было хорошее настроение:

На горячем в серых яблоках коне,

Взрывая воздух плеткой золотою,

Примчится, нани, суженый ко мне,

Красивый и обветренный войною.

Бесстрашным командиром на коне,

Взрывая воздух плеткой золотою,

Примчится он, мой суженый, ко мне,

И слез счастливых, нани, я не скрою.*

Резкий автомобильный сигнал заставил ее вздрогнуть. Надо же, задумалась и не заметила, как подкатил знакомый белый "Москвич". Машина стояла у крепкой жерди, перегораживающей вход во двор. Сигнал гудел непрерывно и так громко, что был слышен, конечно, по всей округе. Хорошо, пусть знают все: балуется ее внучонок!

- Подожди, подожди, мое сердце! Сейчас тебе открою! - словно на крыльях летела Маржан, лучась и сияя от радости.

Не без труда убрала она тяжелую жердь, пропустила машину, и, пристраивая запор на место, выглянула на улицу: видел ли кто-нибудь ее гостей? Видели! Сакинат смотрит из-под руки со своего огорода. Уж соседушка-то ничего никогда не пропустит. И сейчас же все село оповестит, что к Маржан приехал сын из города. Это еще больше подняло настроение Маржан.

- Нани, я приехал! - Султан первым выскочил из машины и подбежал к бабушке.

- Мой мальчик! Сердце мое! - она растроганно гладила его по голове. - Смотри как подрос!

Султан был одет во все чистое, новенькое. "Уж слишком красиво для мальчика, - подумалось Маржан. - Ни поиграть в такой одежде, ни побегать вволю ".

- Нани, нани, а тутовник поспел?! - Султан вывернулся из ее рук.

- Нет еще, мое сердце. Да ты не огорчайся, через недельку-другую поспеет!

- Через недельку-другую? - надул губы Султан. - Мне сейчас надо!

Роза вышла из машины и медленно, по-кошачьи лениво потянулась всем телом. Маржан невольно залюбовалась ею: до чего ж хороша! Стройная, высокая, белокожая, большеглазая. И брови дугой, и волосы волной, и все-то ей к лицу: что вишневое бархатное платье, что яркая цветастая косынка. Гордиться нужно такой снохой... А ежели что ей не по душе - ну, так она не подаст виду ни ей, ни сыну. Вот родила одного ребенка и больше не хочет. Конечно, это плохо, не по-ингушски.

Ведь молодая, здоровая, муж хороший, чего еще надо? Сама Маржан, сложись у нее судьба по-другому, нарожала бы не меньше десяти. Но раз сноха не хочет, ей видней, и пусть поступает по-своему. Вот Асланом она вертит как хочет, командует - это хуже. И уж властная какая, чуть что не по ней - кричит на мужа. Аслан побаивается ее, делает все, как она захочет. Да разве так можно? Ведь мужчина - глава семьи.

Несколько раз Маржан пыталась втолковать это сыну, но у нее ничего не получалось... Между сыном и снохой возникали ссоры, иногда даже бурные, но верх всегда брала Роза, всегда она оказывалась права. Поняв это, Маржан смирилась, обвинив во всем себя. Конечно, себя! Надо было воспитывать характер сына, когда он был маленький, а теперь поздно.

- Добрый день, нани! - Роза как-то боком на мгновение прильнула к Маржан. - Ой, с таким трудом доехали до вас! Я думала и к вечеру не доберемся. Спустило колесо. Представляете? Никогда у него, - сердито дернула она подбородком в сторону мужа, - не бывает машина в порядке!

"Опять Асланом недовольна! - с досадой отметила про себя Маржан. - Я, бывало, и на арбе-то проехать гордилась, а тут - машиной не угодишь"!

Аслан крепко обнял мать.

- Как живешь, нана? Как здоровье? Что нового? Не болела? - виновато спрашивал он.

- Здорова! Что со мной случится? С чего мне болеть? Живу на свежем воздухе, - Маржан улыбалась, между тем с тревогой всматривалась в усталое, осунувшееся лицо сына. - А заботы? Одна теперь у меня забота - вас дожидаться.

- Прости! Я никак не мог к тебе вырваться! Столько дел!

- Я сама его почти не вижу, - вмешалась Роза.- Чуть свет исчезает, а возвращается в полночь.

- Ну, что же делать? Время сейчас такое: все люди постоянно заняты, - развела руками Маржан. - Хорошо, что сумели-таки в родное село выбраться. Очень я рада вас видеть.

Султан тем временем обежал двор и заглянул во все его уголки. Не найдя ничего для себя интересного, он тихонько подкрался к рыжей кошке, пригревшейся на солнышке, и с размаху пнул ее ногой. Несчастная высоко подпрыгнула и так дико завопила, что Султан испуганно шарахнулся от нее в сторону.

- Что такое, нани! - недовольно нахмурилась Роза. - Она у вас бешеная, что ли?

- Мое сердце, что ты сделал кошечке? - наклонилась к внуку Маржан. - Она очень хорошая, чистая, ласковая. Ты ее не бойся, поиграй с ней.

Аслан легонько потянул сына за ухо.

- Не балуйся, - тихо, но внятно проговорил он.

- А-ай! Отпусти! Отпусти меня! - Султан закричал сильнее, чем кошка.

Отец оторопело одернул руку.

- Ты что делаешь? Совсем с ума сошел! - взметнулась Роза. - Чуть ухо не оторвал ребенку!

- Да я только слегка... - начал оправдываться Аслан.

- Идем со мной, мое сердце, - Маржан обняла мальчика за плечи, пригладила ему волосы. - Сейчас мы умоемся, и я угощу тебя чем-то вкусным.

- Не пойду! - Султан сердито оттолкнул бабушку и отбежал в сторону. - А эту противную кошку убью! - Он поднял с земли увесистый камень.

- Сердце мое, оставь ее, - мягко попросила Маржан. - Ведь она тебе ничего плохого не сделала.

- Не оставлю! Никого не оставлю! И кур твоих убью! - Султан размахнулся и запустил камнем в хохлатку, мирно копошившуюся с выводком цыплят у забора.

Курица с заполошным кудахтаньем припала к земле, суматошно забила крыльями, вытягивая шею и безуспешно пытаясь подняться на ноги. Перепуганные цыплята жалобно пищали, сбившись поодаль в сиротливую стайку.

- Аллах Всемилостивейший, да что же это делается! - Маржан бросилась к курице, бережно взяла ее на руки, оглядела. - Бедная, теперь тебя только в чугун. А что же будет с цыплятами? Тебе не жалко этих крошек? - с укором спросила она Султана, смотревшего исподлобья угрюмо и зло.

Султан молчал.

- Приструни его, - мрачно велел Аслан жене. - Не видишь, что он творит?

- А что такого? - огрызнулась Роза. - В чем, собственно, дело? Подумаешь, курица! Заплатим за нее десятку - и все проблемы!

- И-и! - горестно воскликнула Маржан. - О какой десятке, милая, ты говоришь! Да я же этих кур и держу именно для вас! Не вспоминайте больше об этом! И ты, Султанчик, не переживай! Ведь и бываешь-то у меня, мое сердце, два раза в год. Все! Забыли об этом!

Аслан, виновато взяв из рук матери хохлатку, понес ее за дом, чтобы прирезать. А Маржан стала ловить цыплят.

Она посадила их в ящик, насыпала туда корму, набросала травы, поставила воду в старой сковородке, сверху прикрыла ящик железной сеткой. Потом, подняв курицу, которую Аслан молча положил на крыльцо, понесла ее в дом. Залила кипятком. Поставила вариться. Привычные действия успокоили Маржан, и она вышла на крыльцо уже в хорошем настроении: что переживать по пустякам, когда дорогие гости в доме!

Однако, первое, что увидела - перевернутый вверх дном ящик и разбежавшихся по двору цыплят. Ничего не сказав ни Султану, посвистывающему как ни в чем не бывало, ни его родителям, занятым своими делами, она молча принялась ловить цыплят. Ведь кошка тут как тут, съест, да и только. Или коршун утащит. Дело оказалось совсем не простое: напуганные цыплята разбегались в разные стороны и забивались в недоступные закоулки. Приходилось выгонять их оттуда метлой. Изрядно намучившись, Маржан все-таки водворила шестерых беглецов на место. Еще двух, как ни искала, найти не смогла, и, вздохнув тяжело, без сил вернулась в дом.

Роза лежала в гостиной на заправленной кровати.

- Нани, извините, я немного отдохну с дороги, - протяжно зевнув, сказала она.

- Нечего извиняться, - Маржан и виду не подала, что это ей не по душе. - Пока ты отдыхаешь, я накрою на стол и будем обедать.

- Может помочь? - Роза вытянула ноги поудобнее.

- Да что помогать? У меня все готово, только на стол собрать, - бодро отказалась Маржан.

А сама подумала: "У других снохи хлопочут с утра до ночи, лишь бы угодить свекрови. А Розе ни до мужа, ни до меня, ни до чего нет дела!"

- Я пойду сменю колесо, - хмуро бросил Аслан и вышел во двор.

- Что он все дергается? Ведь не завтра же уезжаем! - недовольно поморщилась Роза вслед мужу.

- Нани! Ты обещала мне что-то вкусное! - с капризным криком вбежал в комнату Султан.

- Тише, тише! - остановила его Маржан.

-Видишь, мама твоя отдыхает? - Она поставила перед внуком широкую тарелку, полную еще горячих чяпилгаш.

- Фу-у, а я думал и вправду что-то вкусное.

- Султан нехотя надкусил чяпилг и бросил его под стол. - С сы-ыром...

- Не бросай, сердце мое! Что ты! Это же хлеб!

- укоризненно покачала головой Маржан. Она подняла чяпилг, обдула его, обмахнула со всех сторон и положила с краю. - Не хочешь с сыром, доставай снизу с картошкой. Я ведь помню, ты любишь с картошечкой!

Султан, развалив аккуратную горку, вытащил чяпилг из-под низа, куснул разок-другой, и, недовольно скривившись, тоже бросил на пол.

- И-и, что же ты так разбаловался! Маржан отодвинула тарелку подальше.

- А вот... буду баловаться! - Султан перегнулся через стол и смахнул с тарелки все, что напекла бабушка.

- Вададай! - беспомощно воскликнула Маржан, опускаясь на стул. - Что с тобой, сердце мое?

Султан, все это время искоса следивший за бабушкой, схватил пустую тарелку.

- Нет-нет! Не бросай! - Маржан предостерегающе шлепнула его по руке.

Султан будто только этого и ждал.

- Мама, меня нани бьет! - вскрикнул он истошным голосом.

Кинувшись к матери, зацепился за ножку стола и тут же растянулся на полу. Из носа у него закапала кровь. Если прежде Султан притворялся, то сейчас, перепугавшись, он заголосил уже по-настоящему.

Роза вскочила с кровати и бросилась к сыну.

- Что вы с ним сделали? - закричала она на свекровь. - Чуть не убили ребенка!

- Я? - Маржан оторопела. - Да я его только чуть шлепнула по руке. Совсем легонько. Лучше мне умереть, чем ударить дитя.

На крики в комнату торопливо вошел, почти вбежал Аслан.

- Что происходит? Что здесь случилось? - в недоумении оглядывал он всех.

- Что здесь случилось? - побелевшие ноздри жены раздувались от гнева. - А сам не видишь? Сын весь в крови! Твоя мать разбила ему нос!

Аслан ничего не понимая, уставился на мать.

- Ведь говорила, говорила тебе, что не надо нам сюда ехать! - все более распаляясь, продолжала Роза. - Нет, ему, видите ли, надо! Давно не ездили! Мать одна!

- И меня из-за этой нани в лагерь не пустил! - плаксиво поддержал Султан. - Все ребята поехали, один я, как дурак, остался дома. " Поедем к нани! Поедем к нани!" - передразнил он отца.

"Вот в чем дело! - дошло до сознания Маржан. - Да они, оказывается обозлились на меня еще дома."

- И кошку не задень, и курицу не тронь! Да разве можно оставаться здесь? Вот, вот чем кончаются твои поездки! - Роза ткнула мужу в лицо окровавленный платок, который прижимала к распухшему носу Султана. - В общем, поступай, как хочешь, но я здесь и минуты больше не задержусь!

- Поедем...- понурился Аслан. - Завтра поедем.

- Нет, не завтра, а сегодня, - отсекла Роза. - Ты волен оставаться, но я забираю сына и уезжаю на автобусе.

Она резко выхватила кружку с водой из дрожащих рук Маржан, пытавшейся обмыть кровь на лице внука, и сама умыла Султана.

- Увезите меня домой! Увезите меня! - без конца причитал мальчик.

- Хорошо, едем, - мрачно объявил Аслан, повернулся и вышел из дома.

Маржан ни слова не стала говорить ни ему, ни снохе. Она вынула из чугунов готовых кур и недоваренного еще индюка, сложила их в большую клеенчатую сумку, вынесла из подвала две литровые банки с вишневым вареньем и большую с абрикосовым компотом, которые берегла с прошлогоднего урожая, все это отнесла в машину. Даже спасибо не сказала Роза, будто и не заметила. Попрощалась сквозь зубы и уселась на заднем сиденье в обнимку с Султаном. А тот даже и не взглянул ни разу в сторону бабушки.

- Не обижайся, - подошел Аслан к матери. В глазах у него плескалась тоска. - Я скоро приеду снова.

Маржан не ответила. Боялась расплакаться. Подошла к воротам, убрала жердь.

Машина выехала на улицу.

Приладив жердь на место, Маржан медленно, тяжело побрела к дому. С трудом поднялась на крыльцо. Она не оглянулась вслед уехавшей машине. Не заметила и Сакинат с озадаченным лицом так и прилипшую к своему забору.

Дома Маржан долго стояла посреди комнаты, как человек, который забыл, что ему надо сделать. Потом подошла к стене, где в простой фанерной рамочке, выпиленной когда-то Асланом, висела пожелтевшая от времени фотография Лизы, взяла ее в руки и с тихим стоном прижалась лбом к холодному стеклу.

* * *

Отец выдал Маржан за человека, которого она даже ни разу не видела. Сказал, что он из хорошего рода и почитает Аллаха. Как и все девушки на свете, Маржан мечтала о замужестве, надеялась на счастье. Но не прошло и месяца после свадьбы, как рухнула ее девичья надежда. Счастья не было. Муж оказался грубым и недобрым. Работать он не любил и не хотел. Приводил в дом незнакомых людей и пил с ними до поздней ночи. Частенько ночевал неизвестно где, а вернувшись, скандалил без причины. Об Аллахе он вообще не вспоминал, только когда бывал сильно пьян, случалось, хватался руками за голову и стонал:"Ва-а, Аллах!"

Когда Маржан родила Лизу, муж зло и долго бил жену: он хотел сына. И с той поры Маржан вообще уже не беременела. Может, из-за побоев, может, еще из-за чего... Кто знает? Когда Лиза пошла в первый класс, мужа посадили в тюрьму за кражу коней. Восемь лет провел он в заключении. Вернулся тяжело больной. И тут

Аллах нежданно-негаданно послал им сына, Аслана. "И меня теперь коснулось счастье", - ликовала Маржан. Но радость была недолгой. Началась война. А вскоре от чахотки умер муж.

Маржан целыми днями с утра до ночи пропадала на колхозной работе, изо всех сил старалась, чтобы дети не голодали, чтобы было у них что одеть, обуть. Лиза, голубка ее, росла домовитой, трудолюбивой, умелой. Школу она закончила перед самым началом войны и теперь вела хозяйство и присматривала за братиком.

Как-то Маржан заметила золотое колечко на руке у дочери. Лиза очень смутилась, покраснела до слез и рассказала, что подарено оно Алиханом, ее бывшим одноклассником перед уходом на фронт. Маржан помнила этого паренька, скромного, застенчивого, доброго, из хорошей семьи. Она ласково обняла Лизу...

Трудные были эти годы, что и говорить! Но разве идут они в сравнение с тем, что ожидало ее народ в страшном феврале сорок четвертого?! Как сейчас она помнит недоброе хмурое утро, когда всех мужчин села (а были, в основном, подростки, старики да покалеченные фронтовики) солдаты - не чужие, не фашистские, а наши - согнали на площадь возле мечети. Маржан тогда случайно оказалась неподалеку. Ее да еще нескольких женщин, спешивших мимо на работу, заодно с мужчинами завернули на площадь. И теперь уже отсюда никого не выпускали: вокруг стояла вооруженная охрана. Маржан стало не по себе, когда она заметила два нацеленных на толпу пулемета.

Маржан в тревоге озиралась вокруг. На лицах мужчин она видела растерянность, смятение. Люди не могли понять, для чего их здесь собрали и что случилось. Кто-то предположил, что прорвались немцы и всех отсюда эвакуируют в горы. Кто-то шепотом сообщил, что нет, наоборот, слышал про какое-то выселение горцев на пустые земли. Но зачем, почему - никто ничего не знал.

А люди все прибывали и прибывали на площадь. Судя по тому, как грубо обращались с ними офицеры и солдаты, все чувствовали, что дело нешуточное. Как порыв леденящего ветра по толпе пронесся слух, что всех ингушей и чеченцев силком погрузят в поезда, увезут куда-то далеко и утопят в море.

Наконец, томительное ожидание кончилось. Из круга военных, а их здесь было очень много, вышел сухой, обветренный офицер и громко, чтобы слышали все, начал говорить. Но говорил он на русском языке, и многие его не понимали. Позвали переводчиком председателя сельсовета. Маржан теперь смутно помнила, что там говорилось, но главное она поняла хорошо и сразу: с этого дня и часа все до единого ингуши и чеченцы объявляются врагами народа и ссылаются в далекую пустую степь.

Офицер скривил губы, назвал их изменниками и предателями. Среди собравшихся поднялся ропот. Кто-то крикнул: "Это злой навет! Злые козни! Советская власть не допустит, чтобы нас оскорбляли!" И возмущенные люди двинулись на солдат. Тогда офицер выкрикнул что-то резкое и выхватил пистолет. Солдаты вскинули ружья. Оглушительно затарахтел пулемет. Стрелял он, правда, над головами. Пули, осыпая штукатурку, глухо ударили по минарету. Люди сразу остановились, затихли. Офицер дал новую команду. Солдаты кинулись в толпу и стали обыскивать всех подряд. Отобрали десятка два ножей и несколько кинжалов, затем под охраной погнали людей по домам.

На сборы дали двадцать минут. Маржан вбежала в дом, выхватила из постели сонного сынишку, торопливо начала натягивать на него одежду потеплее. Аслан капризничал, вырывался из рук, плакал. Маржан толком не могла объяснить оторопевшей Лизе, что происходит. Но Лиза, умница, не вникая в подробности, тут же собрала, какие нашлись, съестные припасы. А было их: по мешочку кукурузной муки и фасоли, немного крупы, два чурека и соль. Больше взять ничего не смогли. Солдаты, не слушая уговоров, нетерпеливо подгоняли их. Ни дать домашней птице и скотине корм, ни даже запереть дверь не позволили.

На улице уже толпились перепуганные соседи с плачущей детворой. Подталкиваемые солдатами, они влезали в кузова грузовиков, кричали, плакали, пытались что-то объяснить. Наполненные машины отъезжали, на их место прибывали новые.

И вот так - без еды, без вещей, с малыми детьми на руках, все: и немощные старики, и увечные фронтовики, и беременные женщины, коммунисты и беспартийные, колхозники, не колхозники, все без разбору на арбах и грузовиках были свезены на железнодорожную станцию и погружены в эшелоны. Люди сопротивлялись, не хотели лезть в грязные холодные вагоны, предназначенные для перевозки скота, ругались, упирались. Их заталкивали силком. Рыдания, отчаянные крики, стоны...

* * *

А потом была дорога. Ох, какая это была дорога! Вагоны насквозь продувались ледяным февральским ветром. Люди сбивались в кучи, грея друг друга, кутали, как могли, детей. Ребятишки, не переставая, плакали, просили есть, пить, а матери, обливаясь слезами, могли только теснее прижимать их к себе. Кое-кто, как Маржан и Лиза, успел перед выселением прихватить с собой только съестное, но оказались и такие, которых изгнали из родных домов в чем были, только с детьми на руках. На станциях никого не выпускали, везли, как скотину. Сколько же людей умерло тогда в пути! Каждый раз, когда останавливался поезд, по вагонам ходили солдаты, вытаскивая умерших. Хоронить не разрешали. Поезд уходил, а трупы так и оставались лежать прямо на насыпи. Поэтому люди прятали своих покойников, надеясь довезти их с собой - не зная куда! - лишь бы похоронить по-человечески, в землю.

Три недели длилась страшная дорога. А выгрузили их у небольшого казахского аула, и стало еще страшнее: неоглядная пустая степь, вьюга, мороз; жить негде - селись, куда хочешь. Кто в заброшенной конюшне прятался от ветров и стужи, кто в саманных сараях. А чаще - в землянках, вырытых собственными руками.

Казахи приняли спецпереселенцев настороженно. В дома не пускали, на работу не брали, оскорбляли и унижали. Потом уже стало известно, что их тоже собирали в группы по аулам и объявляли: "К вам везут бандитов и головорезов, предателей и изменников. Короче, врагов народа. У них есть оружие: пистолеты, обрезы, кинжалы. Будьте осторожны. Не помогайте им ни в чем". Ясно, что после таких наставлений многим не хотелось не только помогать, но даже и разговаривать с переселенцами.

Позже и казахи, и русские поняли, что перед ними никакие не бандиты. А самые обычные люди, труженики, только больные, оголодавшие и обездоленные. Стали жалеть их и помогать понемногу. Но это было потом. А поначалу приходилось туго.

Маржан очень повезло: ее сразу взяла к себе в дом молодая одинокая казашка. Добрая была, жалостливая. Ее муж воевал на фронте, сама же Кулаш работала в ближайшем колхозе. В доме было две комнатушки с низкими потолками и глиняными полами. В одну из них Кулаш пустила Маржан с детьми.

От холода они были спасены, но голод подступал неумолимо. Некоторым переселенцам, кому солдаты, пожалев их, все-таки разрешили взять с собой ценные вещи, удавалось что-то продать и что-то купить, но у Маржан не было ни денег, ни вещей на продажу. А то, что успела Лиза прихватить при выселении, съели еще по дороге. Лиза, простывшая в ледяном вагоне, лежала с высокой температурой. Трехлетний Аслан от слабости еле ходил.

Маржан в сумерках долбила промерзшую землю на колхозном поле, искала оставшиеся невыкопанными с осени картофелины. Когда ничего не удавалось найти, она, смущаясь, тоскливо просила поддержки у хозяйки. Кулаш и сама жила впроголодь, но всегда делилась, чем могла. Весной она обещала помочь устроиться Маржан на работу в колхоз. И все было бы ничего, любая беда не так страшна, когда рядом есть добрый, отзывчивый человек, но вскоре Кулаш принесли похоронку. Бедняжка убивалась несколько дней, царапала лицо, рвала на голове волосы. Из соседнего аула приехали за ней родители и забрали к себе. Маржан осталась одна. И поняла, что это конец.

Лиза уже не вставала с постели. Казалось, нежно-розовая кожа ее просвечивает, и синеватые жилки на висках и на шее бьются так лихорадочно, словно молят о пощаде. Аслан тоже забирался под одеяло и целыми днями лежал, свернувшись калачиком.

- Нани! - иногда тихонько плакал сын, и Маржан казалось, что похож он на рыбку, выброшенную на берег. - Нани, я есть хочу. Нани, дай мне хоть немножечко чего-нибудь!

Губы Маржан каменно смыкались, чтобы отчаянный крик не вырвался наружу.

А Лиза тогда отворачивалась к стене, и смотрела на заветное колечко Алихана.

- Нани, - решившись, еле слышно позвала она. - Нани!

- Что, моя девочка?

- Вот, возьми, - Лиза протянула золотое кольцо. - Продай его и накорми Аслана.

Кольцо выпало из задрожавшей руки Маржан и, подпрыгивая по полу, покатилось к двери.

Маржан метнулась, поймала его и крепко зажала в ладони.

- Девочка моя, прости меня! - горячая слеза упала на истаявшую прозрачную руку Лизы.

* * *

Рано утром, пока было совсем темно, Маржан отправилась в город на базар. Идти предстояло далеко, не меньше пятнадцати километров. Но не дальняя дорога, не темнота заставляли сердце тревожно биться. Она боялась встретить коменданта. Нельзя было без особого разрешения коменданта покидать аул, в котором проживала. Наказание грозило суровое - ей могли дать десять, пятнадцать, а то и двадцать лет тюрьмы. Но другого выхода у Маржан не было...

Она бродила по базару, стараясь ничем не привлекать к себе внимания. Надеялась выгодно обменять золотое кольцо, но хлеб стоил слишком дорого. Наконец, после долгой торговли она отдала Лизино колечко всего за полпуда пшеницы вперемешку с ячменем.

Вышла за город. От драгоценной ноши было тепло и радостно. Шла и думала, как доберется домой и тут же примется молоть зерно на ручной мельнице Кулаш, как замесит тесто и испечет хлеб, как маленькими кусочками будет отламывать от горячего чурека и класть в рот по очереди Лизе и Аслану.

Еще она думала, как станет беречь каждое зернышко, как понемногу будет расходовать муку, чтобы протянуть до весны, до тепла, до первой зелени. Тогда - спасение, тогда не страшно, уж она-то знает все съедобные травы и корешки. И в колхозе начнутся полевые работы, понадобятся рабочие руки.

Скрип полозьев за спиной прервал ее мысли и заставил поспешно отступить на обочину. В санях сидел крепкий мужчина средних лет с широким красным лицом и маленькими глазками. Одет он был тепло: в новую овчинную шубу и такую же шапку-ушанку, надвинутую по самые брови.

Сердце Маржан испуганно екнуло: этот широколицый подходил к ней на базаре, присматривался к кольцу. Крутился он возле и когда Маржан обменивала колечко на зерно.

- Тпру-ру! - приостановил мужчина коня. - Эй, баба, иди, садись в сани, подвезу.

- Нет-нет, спасибо, я пешком, - торопливо возразила Маржан. - Все равно мне вон у тех тополей налево сворачивать.

- Ну давай хоть до тополей довезу, - предложил широколицый. - Устала ведь! Садись, говорят!

Как отказываться, когда настойчиво предлагают помочь? Выходит, человек к ней с добром, а она к нему с подозрением? Нет, так не годится. Маржан сняла мешок с плеча, положила в сани. И тут произошло неожиданное. Мужчина резко вывернулся, ногой придавил мешок и изо всех сил огрел коня плеткой. Конь рванулся, сани покатились, а Маржан, крепко вцепившись в мешок, спотыкаясь и скользя, побежала за ними.

Мужчина одной рукой погонял коня, а другой настойчиво тянул мешок к себе. Но Маржан не разжимала пальцев и не отставала от саней.

- На помощь! Помогите! Помогите! - отчаянно кричала она.

- Отпусти мешок, дура!

- Не отпущу! У меня дети умирают! Отдай, - задыхаясь от непосильного бега, молила Маржан.

- Отпусти, сука, хуже будет!

Рукоятью плетки он принялся бить Маржан по голове и по рукам. Под яростными ударами Маржан упала. Теперь сани волоком тащили ее по снегу, но не было на свете силы, какая заставила бы ее отпустить мешок.

- Если ты человек... если у тебя есть Бог... оставь меня... - хрипела она.

Мешок развязался и на дорогу посыпалось зерно. Увидев это, Маржан закричала еще сильнее. Тогда грабитель, бросив плетку на дно саней, пошарил у себя под шубой и вытащил

большой широкий нож.

"О Аллах, помоги и спаси!" - сердце Маржан сжалось в предсмертной тоске в ожидании последнего удара. Но почему-то грабитель вдруг ногой спихнул мешок с саней и, понукая и нахлестывая коня, понесся во весь опор.

Только, когда рядом заскрипели тормоза и из кабины грузовика вышли двое, Маржан поняла, что ее спасло. Она лежала на дороге, мертвой хваткой вцепившись в мешок и не могла ни встать, ни даже шевельнуться.

- Кто это был? - участливо спросил один из ее спасителей, помогая подняться.

- Не знаю...

- Может, догнать его?

- Не знаю... - Маржан подтянула к себе полупустой мешок. - Спасибо. Если бы не вы, он убил бы меня.

- Садитесь в кабину. Куда вас отвезти?

- Нет-нет-нет, - затрясла головой Маржан. - Зерно вот просыпалось. Мне надо собрать.

Она принялась выбирать из снега зернышки пшеницы и ячменя, и снег вспыхивал и алел под ее негнущимися окровавленными пальцами.

Машина уехала.

Плача, Маржан до самой темноты ползала на коленях по снежной дороге.

До своего аула она добралась поздней ночью. В окнах соседей кое-где еще горел свет, но в ее доме было темно.

- Вы спите? - громко спросила Маржан от порога.

- Я не сплю, - всхлипывая, откликнулся Аслан. - Лиза со мной не разговаривает. Отвернулась к стене и сердится.

Маржан зажгла лампу и наклонилась к дочери.

Лиза была мертва...

* * *

Маржан повесила фотографию Лизы обратно на стену и крепко потерла лицо руками, чтобы разогнать тяжелые воспоминания. Потом тяжело опустилась на колени и стала бережно подбирать с полу надкушенные чяпилги и маленькие крошки хлеба, раскиданные и растоптанные внуком.

Авторизованный перевод с ингушского Татьяны Сартаковой

* Перевод стихотворения Игоря Ляпина

Вы можете разместить эту новость у себя в социальной сети

Доброго времени суток, уважаемый посетитель!

В комментариях категорически запрещено:

  1. Оскорблять чужое достоинство.
  2. Сеять и проявлять межнациональную или межрелигиозную рознь.
  3. Употреблять ненормативную лексику, мат.

За нарушение правил следует предупреждение или бан (зависит от нарушения). При публикации комментариев старайтесь, по мере возможности, придерживаться правил вайнахского этикета. Старайтесь не оскорблять других пользователей. Всегда помните о том, что каждый человек несет ответственность за свои слова перед Аллахом и законом России!

Комментарии

Пт, 24/02/2017 - 00:56

Оооо...даже не представляю что бы моя мама сделала с моим сыном и женой за такое поведение... а если кратко, то к сожалению такие "сыновья" распространены и сейчас...

понарошку... Вс, 08/11/2009 - 15:43

грустный рассказ,но вместе с тем весьма поучительный

Знакомый Вс, 08/11/2009 - 12:42

Я всегда считал Саида самым талантливым нашим писателем,всегда оставался в меньшинстве в спорах,что он гибче,разнообразнее Базоркина.Мне кажется он не реализовал себя до конца,его потенциал был намного больше того,что он сделал.

Pайка Вс, 08/11/2009 - 13:20

Наверное, стыдно признаваться и сожалеть, что не знакома и с его творчеством. Как мне сказали, у него много хороших серьезных рассказов и про выселение. Отзывались о нем знакомые девчата очень хорошо, о его произведениях. Я его зауважала. Решила восполнить, Дала аьндале, пробел. Хочу прочесть "Даь васкет". Если я не ошибаюсь, так называется его произведение, которое мне посоветовала одна знакомая. Кстати, Знакомый, ты читал его? По краткому содержанию, которое дала знакомая, очень трогательный печальный рассказ.

Знакомый Вс, 08/11/2009 - 13:59

Нет это я не читал,читал многое другое у него.Кстати роман-"Золотые столпы" в советской энциклопедии значится как первый ингушский роман," Из тьмы веков" был позже.Чахкиев в последние годы стал редактировать,немного переделывать некоторые произведения,что мне кажется было зря ничего хорошего из этого не вышло,что то ему помешало..где то он остановился в своём творчестве.Я был и остаюсь другом членов семьи Саида,бывал у них дома ,повторюсь не реализовал он весь свой потенциал,он мог бы сделать больше,обидно.

Пт, 24/02/2017 - 00:59

К сожалению "золотые столбы" меня как минимум разочаровал. Идея хорошая и подача, но цензура (возможно его собственная) всё испортила. Как то он пытался риабеллитировать этот режим и поступки русских.

Умм Абдуллаh Вс, 08/11/2009 - 09:54

Горько что наши предки пережили такое.. но еще горше то, что и сейчас наши современники переживают.. что несправедливость в отношении нас никогда не прекращается.

П.С.: Но про невестку по-моему уж слишком, не верю, что такие бывают

понарошку... Вс, 08/11/2009 - 15:42

а я думаю,что бывают
вообще любая сноха мечтает,чтобы свекровь была мягкой и доброй,
а если она добрая,сноха готова сесть на голову
определенная суровость и строгость должна быть у марнан

Умм Абдуллаh Вс, 08/11/2009 - 16:29

Не знаю. Наверное добрее и мягче моей нету, она очень похожа на женщину из рассказа, и,да, на шею всех садит - это точно, меня в том числе) но я себе ситуации, подобной, описанной в рассказе, представить не могу.

Fernandes Вс, 08/11/2009 - 14:17

бывают..и сыновья такие трюфеля бывают..

Nasi_v_adidase Вс, 08/11/2009 - 12:04

Ты читаешь мои мысли)хотела о невестке написать,а ты меня опередила.ПёС:знаю случай,когда девушка в день свадьбы,легла спать в 3 часа дня.нагловато,но вроде живут

FantaGiro Сб, 07/11/2009 - 23:32

Хороший рассказ. Обычно, меня трудно пробить на слезу... Жаль наших стариков, они многое перенесли, а самое плохое это то, что мы забываем об этом. А когда вспоминаем, то уже может быть слишком поздно. И уже ничего не исправишь, не попросишь прощения, не искупишь вину. Мы тоже будем когда-то дряхлыми стариками и старушками, если на то воля Аллаха, и то, что мы посеем сегодня обязательно вернется к нам завтра. А вот вернется пышными всходами или останется сгнившим зерном во новом зависит от нас. Грустно и печально читать такие рассказы, еще грустнее от того, что это не просто рассказ, а можно сказать - быль, таких примеров не мало в жизни.

Миновси Сб, 07/11/2009 - 22:44

Что тут скажешь...не умеем мы ценит то,что имеем

Pайка Сб, 07/11/2009 - 21:20

Молодец Саид Чахкиев...что написал такой рассказ..своего рода напоминание о выселение...и своего рода поучительный рассказ.

© 2007-2009
| Реклама | Ссылки | Партнеры